Шрифт:
— Нет. Как вспомню о ремонте, сразу и жить не хочется, — усмехается он, хитро поглядывая на меня. — Какие планы на следующую неделю?
— Ну-у, я сняла помещение под цветочный магазин, буду заниматься переездом и обустройством. Ещё несколько дней, и окончательно восстановлю силы.
— Если понадобится помощь, звони. Я почти всегда свободен, так что можешь рассчитывать на меня.
— Хорошо, спасибо, — выдыхаю я и подношу к губам свою чашку с чаем.
Еще какое-то время мы говорим ни о чем, я уже было разочаровываюсь, решаю, что Максим жалеет о нашем поцелуе, но когда он поднимается, чтобы помыть свою чашку, и проходит мимо меня, то останавливается и зарывается рукой в мои волосы.
— Тебе идёт эта прическа, — хрипло произносит он, а потом наклоняется и целует меня в макушку. Легко и непринужденно. Я замираю от этой его ласки, желая, чтобы мужчина не отстранялся от меня. — У тебя кран подтекает, я завтра в обед загляну и починю, хорошо?
— Да… — растерянно шепчу я, а потом Максим как-то уж слишком быстро собирается уходить, так и не объяснив свой недавний поступок, не сказав ни слова о нашем сумасшествии, нахлынувшем желании.
— Сладких снов, — улыбается он, спрятав руки в карманах, и покидает мою квартиру, оставляя после себя мужской аромат парфюма и смятение в моей душе.
Я верчусь всю ночь, не в силах уснуть, мечтаю, чтобы поскорее настало завтра. Перебираю в голове одежду, в которой могла бы встретить Максима, а ещё думаю, что бы такого приготовить ему в благодарность.
Максим приходит примерно в час дня. С инструментами в руках, в футболке, что обтягивает его тело, выделяя соблазнительный рельеф мышц. Я так засмотрелась на него, что не сразу поняла, что он что-то спрашивает у меня.
— Можно войти? — повторяет громче.
— А, да, прости, — краснею я, как обычно, рядом с этим мужчиной и пропускаю его в квартиру.
Максим не спеша возится с краном, при этом расспрашивает меня о всяких мелочах, вызывается составить компанию на осмотре у доктора на следующей неделе, предлагает отвезти меня с Тимуром к бабушке в деревню, так как ехать за рулем одной с ребёнком на такое расстояние не самое умное решение. Я говорю, что подумаю, потому что не хочу объяснять бабушке, кто этот мужчина и почему так получилось, что Максима теперь в моей жизни нет. Ведь она так хотела отпраздновать нашу свадьбу.
Дмитриев заканчивает с работой, остаётся на обед, с интересом поглядывает на Тимура, отмечая, что тот, кажется, успел подрасти за несколько дней. А потом уходит. Вот так вот просто. Не приглашает меня на ужин, не целует, не обнимает, просто говорит: «До встречи», — и уходит.
Я смотрю на дверь, одновременно чувствуя разочарование и облегчение. Возможно, тогда, в ванной, это и в самом деле было минутное помешательство и мне не стоит больше делать ошибок? Сосредоточиться на сыне, на работе, а не пылать симпатией к первому мужчине, который проявил ко мне интерес?
Да, именно так.
Убеждаю себя в этом весь день, а уже к вечеру специально выкручиваю лампочку в ванной и пишу Максиму, что мне нужна помощь. Женские хитрости никто не отменял. И уж так получается, что следующую неделю каждый день мы ходим друг к другу, придумывая самые глупые поводы. Одолжить сахар, погладить брюки так, чтобы были стрелочки, угостить домашним пирогом, которого вдруг оказалось так много для меня одной. Вру, что не могу найти свой фен, и делаю вид, что тщательно обыскиваю каждый угол в квартире Макса. Чувствую себя глупо, но это возвращает меня к жизни. А ещё в прошлое. В школьные годы, когда вот так же искала поводы, чтобы встретиться с мальчиком, который жил по соседству и не обращал на меня внимания.
Иногда, находясь близко друг к другу, я как бы невзначай задеваю мужчину, чтобы почувствовать жар его кожи. Иногда Максим сам подходит ко мне настолько близко, что мне кажется: вот-вот — и поцелует вновь. Но он даже не прикасается ко мне. Словно боится чего-то.
Ещё через неделю у меня сложилось ощущение, что теперь уже Макс перебрался ко мне. Часто засиживался до поздней ночи, гулял с нами в парке, возил в больницу. Он как-то легко и неожиданно стал неотъемлемой частью моей жизни, его не пугал ребёнок, который часто плакал, не смущало, что почти все время он проводит с нами. Он даже брал коляску и шёл гулять с Тимуром, когда я работала и делала цветочные композиции на заказ. И я пришла к решению, что не буду торопить его. Пусть привяжется к нам так, что начнёт скучать, когда нас не будет рядом. Пусть осознает, дороги мы ему или нет, потому что, не разобравшись в себе, своих желаниях, можно натворить глупостей и споткнуться.
Я даю ему месяц. Если он все так же будет молчать и делать вид, что между нами ничего не происходит, что нет этих переглядываний, нет трепета в душе и волнения, сделаю шаг первой. Потому его отпуск не вечен, а попробовать что-то большее, чем дружба, очень хочется. Рядом с ним я даже не замечаю, как медленно стираются воспоминания о Чернове и проходит боль предательства. Его образ бледнеет, вытесняется, кажется нереальным. Лишь бледной кляксой на моем жизненном пути.