– И богатый, господин капитан. Господин граф был большим знатоком хороших вин.

– Вот туда мы с вами немедленно и отправимся, – распорядился я.

Действительно, винный подвал производил впечатление. Справа – не менее дюжины огромных бочек с медными кранами, возлежавших на массивных деревянных подставках, слева – стеллажи от пола до сводчатого потолка, на которых покоилось не менее пары сотен темных бутылок – без этикеток, покрытых паутиной и тончайшей зеленой плесенью.

Мои саперы работали так, что любо-дорого посмотреть, орудовали миноискателями с величайшим старанием, а мой ординарец Паша Верзилин и двое разведчиков наблюдали за ними так пристально, словно получили на это приказ от командующего фронтом. Саперы от своих наушников не оторвались – они просто не слышали из-за них, как я вошел, – а вот троица ухарей проворно вытянулась в преувеличенном рвении. По некоторым признакам я сразу определил, что небольшую дегустацию они все же произвели – но определил еще наметанным глазом, что бутылок напихать не успели ни за пазуху, ни в галифе.

Вот с этим срочно нужно было что-то делать. Любой опытный командир знает, чем это чревато, когда рота натыкается на такой вот богатейший винный погреб…

Так и стоял я в двери, придирчиво осматривая замки. Они внушали доверие: два врезных и один навесной – причем, судя по замочной скважине, и у навесного ключ был затейливый, гвоздем не откроешь. Должно быть, граф не питал иллюзий насчет своей прислуги, как и я – в отношении своих солдат. Тихонько спросил у Иштвана:

– Где ключи?

– У меня. – Он продемонстрировал бронзовое кольцо, на котором висели три ключа с затейливыми бородками. – Господин граф мне доверял.

(Вообще-то, присмотревшись к характерной багровости его носа, я подумал, что в данном вопросе граф проявлял чрезмерную доверчивость – иные взгляды, украдкой бросаемые дворецким на бочки и стеллажи, мало чем отличались от откровенных – моих солдат.)

– Запасные есть?

– Господин граф изволил увезти с собой…

Подошли саперы, доложили по всем правилам: проверено, мин нет. Следом подошли Паша и разведчики, двигавшиеся с грацией паралитиков. По лицам было видно, как им не хочется покидать этот райский уголок.

– Ну вот что, орлы, – сказал я соответствующим тоном. – В расположении о содержимом подвала – ни словечком. Подвал как подвал, старым хламом набит. Уяснили? Паша, ступай с… гражданином дворецким, он тебе покажет мою комнату. Отнесешь туда чемодан и «сидор» из машины. Потом вернетесь сюда, Иштван, будем выбирать комнаты для офицеров. Все свободны.

Оставшись один, я довольно быстро разобрался с ключами и запер замки на все обороты. Подумал, что надо бы еще и опечатать. Ключи были сложные, авторитетные, но имелись у меня во втором взводе два экземпляра, искупившие вину малой кровью в штрафной роте, – а попали они туда из дальних лагерей за уголовные художества, причем один как раз с замками. Виртуоз был тот еще…

Потом подъехала полуторка с ребятами из хозвзвода, которым сейчас предстояло исполнять обязанности квартирьеров – ну, их-то я перепоручил Иштвану, ставшему у меня чем-то вроде неофициального коменданта здания. А там и рота подтянулась, и тут уж куча обязанностей легла на меня – тех, что ни на кого другого не спихнешь. Да вдобавок мотоциклист из штаба полка привез моему замполиту письменное указание от его начальства. С каковым замполит тут же ко мне пришел в несколько печальном виде, пробормотав:

– Не было печали, так черти накачали…

Действительно… Полковое начальство замполита сообщало, что особняк, где разместилась моя рота, – памятник архитектуры постройки знаменитого некогда архитектора и новая власть собирается впоследствии устроить там музей. А потому замполиту строжайше предписывается обеспечить полную сохранность обстановки – мебели, ковров, картин, звериных голов с чучелами и тому подобного. Особенное внимание уделить сохранности двух картин знаменитого художника (по имени Михай, а фамилия у меня быстро вылетела из памяти – тоже была по-венгерски зубодробительная). Даже названия приводились: «Портрет графини Эржи Пароттаи» и «Охотничий домик графини Пароттаи» (прилагались, чтобы не было никакой ошибки, черно-белые фотографии обеих картин). Для координации действий к нам выехал правительственный комиссар товарищ Янош (фамилию запамятовал все по тем же причинам) с двумя помощниками. Тот же мотоциклист доставил и мне приказ командира полка, практически слово в слово повторявший указание замполиту. Разве что была добавлена пара строчек: обеспечить венгерских товарищей жильем и поставить на все виды довольствия. Ну, логично – именно это входило в мои функции, а не замполита.

Тут нужно немного прояснить ситуацию с этим самым правительством. После того как мы освободили примерно половину Венгрии, в Дебрецене, крупнейшем городе на востоке страны, было создано Временное демократическое правительство: понятно, из наших друзей.

В конце декабря сорок пятого оно вполне официально объявило войну Германии, и там же, в Дебрецене, формировался венгерский Будайский полк, который потом участвовал во взятии Будапешта. Честно признаться, очень многие венгры нас крепко недолюбливали – за старые дела, за то, что наша армия помогла австрийцам подавить восстание 1848–1849 годов. Но и друзей у нас там было не так уж мало, и партизанские отряды имелись, и Компартия в подполье действовала. В общем, ситуация была не самая простая…

Переглянулись мы с замполитом и печально покивали друг другу – задачу на нас взвалили сложную (правда, пару раз мы уже с таким сталкивались, так что кое-какой опыт имелся). Придется потрудиться, Я вовсе не хочу сказать, что наши бойцы, оказавшись на постое в таких вот домах, вели себя, как орда диких вандалов, крушивших все вокруг. Но война есть война, народ попадался самый разный, имущество было бесхозное, и отношение к нему было, как бы это сказать, весьма легкомысленное. Всех оттенков – от практического до чисто хулиганского. Человек хозяйственный срежет кожу с кресел, чтобы состроить дома фасонные сапоги, или прихватит в вещмешок что-то, что может пригодиться дома в хозяйстве, или просто понравилось: статуэтки, всякие безделушки, небольшие картинки и тому подобное. Признаться, на это смотрели сквозь пальцы, если не было конкретного приказа…