Мистер Уилсон с улыбкой высоко подпрыгнул. Снова и снова.

Эвелина была мертва. Ее малахитовые глаза замерли на пляшущем, надрывающимся от смеха мистере Уилсоне. И только я поднялся на ноги (ее кровь каплями стекала по моим грешным пальцам), старик приблизился ближе ко мне.

Выпятив глаза, он выстрелил вновь.

Звёздная ночь

Эта ночь стала началом великого скитания. В эту ночь родилась и я, обратная сторона разума Барннетта.

И ирония была в том, что поступок одного шизофреника стал причиной эпизодической шизофрении другого.

А причудливая пуля, всаженная в плечо молодого человека, послужила резоном его чудной бесконечности.

Дилан Барннетт

Я очнулся посреди ахинеи, в которую меня внезапно окунула жизнь. Я ничего не чувствовал… не замечал… обыденная боль в спине затмилась неопознанными ощущениями в левом плече – это была очень «острая» боль. «Боже упаси, меня парализовало?», – подумал я. Вскоре я смог пошевелить лодыжками, а затем и пальцами ног. Итак, я не был парализован, но, когда я попытался облокотится на руки и привстать, так что-то, по ощущениям ключица, треснула, как кусок пропитанного кровью мела. Я взвизгнул от боли и ударился затылком об пол. Я закрыл глаза.

Казалось, что в голове у меня была бездонная пропасть, куда я падал и падал. И я был готов погрузиться в пропасть самозабвенно, но нечто демоническое держало меня и заставило встать. Заставило! Я не знал, сколько времени лежал без сознания (была ночь), сколько крови я потерял (она сочилась с левого рукава); я не знал, что мне следует сделать. Я не понимал, почему единственная служанка ещё не обнаружила этот живописный кавардак! Эвелина мертва! Скончалась в результате трагической случайности! Мебель в гостиной опрокинута: мистер Уилсон сбил книги на пол; перевернул диван; там кувшин разбил, там стакан, вазу с орнаментом роз и фиалок, где стоял мой букет; пулей старик проверил неустойчивую массу комода, а теперь разлегся на кушетке с простреленной головой!

Та же демоническая сила заставила меня забыть о затхлом домашнем воздухе с ароматом варенной капусты и взять на руки тело любимой из дома. Я спешно покинул дом в предрассветных сумерках. Я бежал по жёсткой, дикой траве в садах, отравленных туманами.

Мое сердце колотилось неправдоподобно бешено. В ушах стучала кровь. С ужасно долгими остановками я донес тело Эвелины до Хорнфилд-Хаус (с каждой верстой мое плечо хрустело все громче). Я прокрался внутрь поместья с чёрного входа. К моему счастью, люд, населявший имение, все ещё спал, и я смог незамеченным попасть в свои покои.

Посадив возлюбленную на стул у окна, я установил свечу. Скоро должно было светать. Зелёный свет вокруг меня размывался в темноту. Я не знал, что мне делать! Поэтому я делал хоть что-то. Обмывая ее нагое тело, я убеждал себя, что готовлю Эвелину к раю. (К Богу она должна явиться, будучи людским идеалом) Набранная мною вода, в которой я обмывал ее тело, стала скорее концентрированной кровью. Я швырнул ее покрасневшие одежды и полотенца в угол комнаты; я укутал тело Эвелины в нежную простыню. На ней осталась только подаренная мною обсидиановая подвеска. Моя рука продолжала трещать по швам, когда я одевал ее в свежие вещи. Отчаявшись, я лёг на постель вместе с возлюбленной.

На моих щеках остались следы крови и теперь уж было не понять, кому из нас двоих она принадлежала раньше; я старался ограничить собственные движения свободной рукой, когда я вытаскивал пулю. Но крик вырывался невольно как следствие разъедающей плоти боли. Нет, моя ключица не была сломана, но остался след от пулевого ранения. Через полчаса обессиленный я уснул на ее коленях. Я проснулся в полдень от лучей солнца, ведь забыл закрыть шторы. Камердинер стучал в мою дверь. В моих глазах всё вокруг кружилось; воздух смердел;

Собрав волю в кулак, надавав себе пощёчин, я смог заставить себе прогнать податливую слугу сквозь боль. Когда за дверью все стихло я, судорожно вцепившись в перила, в состоянии меж безумцем и трупом побрёл на первый этаж за бутылочкой рома. В столовой меня давно уж ждала экономка с лунообразным лицом, да Зуманн выжидал случая узнать, куда я стремительно умчался вчера.

– Дилан, что с тобой? – воскликнул итальянец, выскочив к лестнице.

Голубизна его глаз лишила меня оставшихся граммов самоконтроля.

– А разве со мной что-то не так?!

Из соседней комнаты экономке зазывала нас на поздний завтрак.

– Дилан, от тебя веет жаром! Твои глаза метают, тело горит! Ты выглядишь безумным! – звонко, буйно крикнул итальянец, как всегда оживленно жестикулируя.

– Не придумывай лишнего, Зуманн. Я полностью здоров, – сказал. – Я замечательно себя чувствую! – взбудоражился. – Я чувствую себя так замечательно, мистер Зуманн, как никогда до этого, представьте!

Я быстрым шагом направился к входной двери. Он схватил меня, но я вырвался из его дружеских рук и выбежал на улицу. Кровь начала сочиться вновь сквозь повязку.