– Что? – ужаснулась я. – Это же чистая разводка!

– Почему? – Динка нездорово горячилась. – Это же везде так. Чем больше вложишь, тем больше прибыль. Закон бизнеса.

– Эти твои линии процентов – закон кидалова! – возмутилась я.

– Мне всего-то надо каких-нибудь десять штук, – упрямо повторяла Динка. В общем, я никак не могла помешать Динусе катиться по ее наклонной плоскости. Хотя… за весну ее наклонная принесла ей действительно неплохие деньги.

– А ты не верила! – сияла от счастья подруга.

Я задумалась. Может, действительно мы с Костей идем не тем путем? Самое сложное на свете – найти нужный путь, даже если это путь железнодорожного поезда. Мы с мужем выбрали ипотеку и вот уже третий месяц пытались получить распоряжение Внешторгбанка, которое давало бы нам право потратить кучу своих денег, чтобы купить в кредит под бешеные проценты дорогущую квартиру. Когда Костя попытался подсчитать, сколько он переплачивает, ему чуть не стало дурно.

– Я сейчас упаду с сердечным приступом, – пожаловался он.

– Может, лучше не считать? – робко предложила я.

– Действительно. Ведь это надо для нашего ребенка! – согласился Костя и больше не нагружал меня мыслями о том, сколько денег мы выбросим в трубу за те десять-пятнадцать лет, что будем должны банку.

Хотя я не верю, что он об этом не думал. Нет. Просто не грузил. А Динка получала дивиденды со своего инвестиционного портфеля. Это был ее путь. Да, в этот раз мы ехали в разных составах. Мы только и делали, что теряли. Она – получала. Но я совершенно ей не завидовала. У нас с нею были разные цели.

Беременность – марафон в девять месяцев, где ты каждую минуту рискуешь сойти с дистанции. Весь маршрут делится на сектора – триместры, каждый из которых имеет свои характерные черты. В первом триместре ты одновременно боишься и того, что родишь, и того, что родить не сможешь. Одна часть мозга – рациональная (наверное, это мужская часть) – талдычит, что ребенок – страшная ответственность и обуза. Его нужно будет любить, делать с ним уроки, переживать за ссадины. И так хочется избежать всей этой мутоты. А вторая часть мозга, видимо, несущая в себе алогичное женское начало, всей своей нерациональной сутью цепляется за происходящие внутренние процессы и заставляет вас сжать кулаки. Только бы доносить. Любой ценой. Господи, сохрани.

Ко второму триместру становится понятно, что можно уже особенно и не дергаться. Город будет, саду цвесть. Именно во втором триместре вы имеете шанс узнать пол ребенка. У меня, как показало УЗИ, ожидался мальчик.

Когда тетя-доктор мне походя объявила:

«Мальчишка. Девяносто девять процентов!» – я сначала разрыдалась от счастья, а потом вдруг отчетливо осознала, что там действительно не расстройство желудка, не странная утренняя тошнота, не гормональное нарушение. Там человек. И теперь все будет иначе. В любом случае.

– А как он вообще? – спрашивал Костя, нервно покусывая ногти.

Я изумленно смотрела, как аккуратист Костя грызет ногти, не замечая ничего вокруг. Он увязался за мной не только в консультацию, но и в кабинет, где стоял монитор.

– А вот, смотрите сами! – добродушно улыбалась врач. Ей явно не впервой было наблюдать бьющихся в истерике папаш.

– Что? Что смотреть? Я ничего не вижу! Его там нет? – волновался Костик.

– Никуда он не денется. Бежать ему некуда, – смеялась я. Было дико приятно чувствовать себя центром всеобщего внимания и всеобщего волнения.

– Вот. Видите, носик?

– Носик! – ахнул Константин так, словно наличие у ребенка носика делало его избранным.

– А вот ручка, – продолжала докторша.

– У него все в порядке?

– Конечно! Все прекрасно. Пальчики все на месте, губка в порядке. Крупный мальчишка. По сроку восемнадцать, а по ножке все двадцать недель, – «порадовала» нас медицина.

– А почему? – нахмурилась я.

– Да просто богатырь. Мужчина, – вздохнула докторша, отключила аппаратуру и стерла салфеткой с моего живота (еще не слишком-то выпирающего) липкую дрянь.

Костя восторженно вывел меня в коридор. А вот я его восторгов не разделяла. Меня вдруг все стало раздражать. Чем больше он рассказывал мне о том, как он счастлив, тем мрачнее становилась я. Всего того, чего в Косте никогда не было и чего мне так в нем недоставало, теперь хватало с лихвой. Я говорю про нежность, про заботу и внимание, про нежные поцелуи по утрам, взволнованное «как ты себя чувствуешь?» на ночь. Наверное, единственное, чего нам, видимо, не хватало все эти годы, чтобы по-настоящему сблизиться, так это как раз ребенка. Может быть, если бы он появился в свое время, не было бы всей этой дурацкой истории с Денисом. Однако что выросло – то выросло. В смысле, история с Денисом была, и теперь я с ужасом смотрела, как Костя целует мой живот. Меня не оставляла мысль, что, возможно, это ребенок Дениса. Именно из-за этого я чуть не расплакалась в коридоре узиста. Только чудом мне удалось сдержать слезы и доскакать до Дудиковой. Где я все-таки разревелась.