— Мы решили создать еще один фронт — Киевский. Это 29-я армия, что под Кировоградом. 33-я армия, которая формируется в Киеве, 56-й стрелковый корпус, мы его перебрасываем из Полтавы в Черкассы. Гинденбурги у нас закончились. Кого на фронт ставить? Вот в чем вопрос!

— Ватутина надо ставить! Он справиться!

— Ватутин, говоришь, а что, посоветуемся с товарищами. Будет у нас Киевский фронт с товарищем Ватутиным во главе или нет. Я думал, Баграмяна скажешь… да…

— Баграмян скоро будет Данию от немцев чистить. Он человек занятой. Нам бы его пока что не трогать, и в Норвегии надо поторопиться — тем более, что наглы, извините, англичане в Швецию и Норвегию идти отказались, а контроль за шельфовой нефтью и газом Норвегии для союза социалистических государств более чем важен.

— Хорошо, Алексей. Тебе особое поручение: берешь 27-ю и 28-ю армию, формируешь фронт, Могилевский фронт будет. Линию Орша-Могилев-Гомель надо отстоять. Приказ Ставки заберешь у Василевского. Выезжай немедленно.

— Будет сделано, товарищ Сталин!

А что я еще должен был ответить?

В Генштабе в приемной Василевского встретил Тюленева, он только что вышел из кабинета, оказалось, что вчера был тяжело ранен Штерн и Иван Владимирович получил назначение на его место. Долгого разговора, как и ожидания не получилось, меня почти сразу же пригласили в кабинет начальника Генштаба. Получил задание, оказывается, штаб фронта был практически сформирован, разделили управление 27-й, самой укомплектованной армии, добавили нескольких специалистов, а я попросил дать мне начальником штаба Михаила Ивановича Злобина, толкового специалиста, умного и обстоятельного штабиста, правда, склонного к теоретической работе, лишенного инициативы, а вот как раз такой придирчивый и внимательный работник мне и был нужен. Инициативы у меня за троих: мне в упряжку исполнителя подавай, да еще толкового. Дело в том, что у Злобина были какие-то «терки» с Василевским, вот я и решал две задачи: убрать градус напряжения в Генштабе и получить хорошего начштаба[3].

И вот, в итоге, трясусь с товарищем Жуковым, напросился к нему в гости, как только принял фронт и раздал первые указания. Мне сейчас крайне необходимо наладить контакт с соседом. Жуков не в настроении. Назвать нашу встречу ритуалом расшаркивания никак нельзя. Я не знаю, кем считает меня Жуков: выскочкой, сталинским фаворитом, кто в его голову заберется? Я его по-прежнему считаю маршалом Победы и одним из самых выдающихся полководцев нашего времени, с ним рядом можно поставить только Рокоссовского, но это мое личное мнение, и ни на что большее не претендую.

— Надо было резать Минский хер намного раньше! Объясни, почему 28-ю перебросили под Могилев, а не на Барановичи или Бобруйск? Можно было двумя армиями ударить на Минск и никакого бы наступления не было бы!

— Георгий Константинович! Гудериан бы удар 28-й легко парировал, а по 27-й ударил бы Гёпнер.

— Ты так и настаиваешь на том, что Четвёртую танковую группу немцы перебрасывают под Минск?

— Ленинград — крупный промышленный центр и база Балтфлота, немцы бы рвались к нему, если бы не наша активность в Финляндии. А так — понимают, что взять сходу город не смогут, а на блокаду после нашего продвижения к Хельсинки рассчитывать не стоит. Да, они перебрасывают войска в Данию — им надо пробиться к шведской руде. Но это не столь уж и критично, кроме того, там танковой группе делать нечего. Так что перебросить сюда и создать мощное давление, организовать стратегический прорыв — самое разумное.

— Значит, сюда. И будут идти по кратчайшему пути к Москве, я правильно понимаю?

— Все верно. Но у Минского хера есть один хороший для нас момент — всего две линии снабжения через Заславль и Столбцы. Уверен, что немцы ударят у тебя на Сморгонь и Вилейку, чтобы линию снабжения обезопасить максимально, возить по чугунке грузы под обстрелом то еще удовольствие. Вот я и хочу, чтобы ты ударил на Красное-Заславль. Тогда от твоей Сморгони они отстанут.

— Ты верно придумал, да и приказ Ставки я получил, но сделаю по-своему. Я лучше обстановку знаю. Буду атаковать на Засьцянки и Молодечное.

— Почему на Засьцянки? — удивился я.

— Название понравилось! — буркнул в ответ Жуков. Увидев, что я все еще недоумеваю, снизошел до объяснения.

— Там местность болотистая. Немцы удара не ждут. Я могу стрелковыми частями и Засьцянки, и Молодечное взять. А танков у меня две бригады по полста двадцать шестых. Смех! Но есть пойдут дожди, местность станет там труднопроходимой, они меня оттуда никакими танками не выковыряют.

Да, название пришлось генералу Жукову по душе, а что, он лучше знает, где и как немца ущучить.

— Дожди начнутся с середины сентября. Так что строй из этого свои расчеты.

Жуков хмыкнул, но информацию к размышлению принял. Не смотря на свой тяжелый характер, пониманием военного дела его Господь не обделил, в остальном…[4] это тема для совсем другого разговора.

— Приехали уже, давай, посмотрим, что тут у нас, в Сморгони, творится.

Мы вышли из машины и направились к вершине небольшого холма, недалеко от паромной переправы через Вилию. Паром был давно уже сожжен, немцы постарались. Город представлял собой дымящиеся руины, вот уже который раз немцы превращали этот небольшой аккуратный городок в сплошные развалины.[5] На холме был оборудован НП, на который мы и прошли, соблюдая осторожность. Отсюда открывался довольно неплохой вид на плацдарм, который Жуков удерживал у Сморгони.

— Наша оборона проходит по центру города. Вот там разделительная полоса — центральная улица. По эту сторону мы, по ту сторону — немцы. В подвалах и у нас и у них — пулеметные точки, вот то село, Клиденяты — за нами. По его окраине линия обороны. А чуть дальше — станция Белая, она под немцами. Вот там справа от нас Перевозы, там мост, который немцы регулярно бомбят, а мы восстанавливаем, это наша линия снабжения на Сморгонь. Дальше Светляны, это наш край, вот, Светляны — Минки это правый фланг Сморгоньского выступа. Артиллерийский резерв расположили за рекой, пара километров для них… Пока тут бои были средней интенсивности, если серьезно навалятся, не удержу Сморгонь, резервы не смогу перебросить. Придется за реку отходить, тут, по берегу мы приготовили и замаскировали еще одну линию обороны.