— Кен, помоги.

Бегу к двери и впускаю в комнату Сыроежкина с едой. Выхватываю из его рук свою порцию спагетти. На тарелке красуются четыре котлеты. Гулять так гулять.

— Благодарю.

Устраиваемся на своих кроватях.

— О чем поговорить хотел?

Виталик — молодец. Соус чили, горсточка зелени, про масло не забыл. И котлетки вкусно пахнут…

— Я уезжаю.

Сыроежкин чуть не подавился куском котлеты.

— Куда? Завтра контрольная по математике.

Вздыхаю.

Мне нужно, чтобы Виталик продолжал управлять моими криптоактивами. При этом я не хочу втягивать его в клановые войны и лишний раз подставлять. Так что…

— Не важно — куда. Это семейное. Завтра меня на занятиях не будет. И послезавтра. Наверное, я вообще не вернусь.

Глаза соседа округлились.

— Кен…

Поднимаю руку, отсекая возражения.

— Говорю же, у меня нет выбора. Твоя задача предельно проста. Продолжаешь управлять ПАММ-счетом, зарабатывать монеты, делать отчисления. Следи за обстановкой. Если увидишь что-то подозрительное — беги. Бросай школу и беги.

— Объясни, что происходит.

— Проблемы происходят, — отмахиваюсь я. — Большие проблемы. Может зацепить меня, может и тебя.

— Подозрительное — это как? — уточняет Сыроежкин. Он начинает дорубать, что я не шучу.

— Странные звонки, отирающиеся в кампусе типы, выспрашивающие про меня. Доверяй своей интуиции. Денег у тебя хватает. Ты можешь себе позволить автономное существование вне школы. Зашейся в другом городе. В Новосибирске, например. Пройдет буря — восстановишься в «Заратустре». Но, повторюсь, может и не зацепить.

Сыроежкин слушает внимательно.

Хорошо.

Быть может, я смогу вытянуть его из этого дерьма.

— А что классному сказать? И старосте?

— Ты меня не видел. Вечером я пришел в общагу, поел и куда-то свалил. Больше не появлялся. Ничего не объяснял. Ты сам в недоумении. Запомнил?

Толстяк кивает.

Собственно, это правда. Ничего не нужно придумывать — в ближайшие часы всё так и произойдет.

— А Катя? Попрощаешься с ней?

— Нет.

— Она обидится.

— Зато выживет.

Мы успели подружиться с Толмачевой, но я не считаю ее своей девушкой. Да и никто не видел в нас пару. Поэтому слезное прощание и драматический уход в закат — это лишнее.

— Ладно, — доедаю спагетти и ставлю грязную тарелку на тумбочку. Мне очень больно, но времени почти нет. Я ведь еще собираюсь пошалить перед своим отъездом. — Надо вещи собрать.

— Я понимаю, — буркнул Сыроежкин. Забрал наши тарелки и скрылся за дверью.

Неудобно.

Сегодня моё дежурство.

Я не люблю таскать лишние вещи, поэтому пересматриваю гардероб с прицелом на осень. Надеваю могучие трекинговые ботинки. И ветровку, которую я прикупил позавчера. Из мимикрирующей ткани, позволяющей неплохо сливаться с городским ландшафтом. Дорого, но польза-польза.

Белье и свитер — в рюкзак.

Туда же — тонфы и мой старый браслет.

Жребий брошен, как сказал бы один римлянин.

У двери сталкиваюсь с Виталиком. Несколько секунд смотрим друг на друга. Молча. Не выдержав, хлопаю друга по плечу и тихо произношу:

— До встречи.

В спину доносится:

— Ты обещал.

Язык мой — враг мой.

Десять вечера.

Наши соседи ужинают на кухне, что-то бурно обсуждают, ржут и чувствуют себя великолепно. Общий коридор и лаундж погружены в полумрак. Звезды заглядывают в блок, среди деревьев желтеет лунное око. Сегодня диск почти полный, вот только на него наползают тучи. Пока — рваными клочьями, перегоняемыми ветром по небу.

Внизу дежурит Петр Ильич.

— Куда намылился, Мори?

В голосе — никакой враждебности. Я слышу тихое бормотание героев сериала, ноздри улавливают аромат добротного колумбийского кофе.

— Воздухом подышать.

— Ну-ну, — хмыкает старик.

И снова втыкает в сериал.

Лавочка справа от входа пуста, что радует. Обычно там отираются парни и девушки из двух корпусов, иногда подъезжают на великах их городские приятели. Изредка до моего слуха доносятся гитарные аккорды.

А, вот оно что.

Поднявшийся ветер шумит в кронах и приносит запах дождя. Где-то за горизонтом грохочет гром.