Норин вцепляется в это.

– Вы только послушайте его – делает тут из нас предбанник Господень! В округе полно молодежи. У меня самой четверо, но они проказничать не пойдут, знают: пусть только попробуют – устрою им красные задницы. У Сенана с Анджелой тоже четверо, и у Мойниханов парнишка, и у О’Конноров трое, и все мировецкие молодые люди, никаких с ними хлопот…

– И у Шилы Редди шестеро, – говорит Лена. – В основном все дома. Хватит вам столько?

Норин поджимает губы.

– Если у вас какие хлопоты и были, – сообщает она Келу, – они от этой шатии.

– Да? – говорит Кел. Пробегает взглядом по полкам, берет себе банку с кукурузой. – Бедовые они?

– Шила нищая, – говорит Лена. – Вот и все.

– Выучить ребенка манерам не стоит ничего, – обрезает Норин, – или отправить его в школу. И каждый раз, когда ребятня эта здесь появляется, чего-то недосчитаешься. Шила говорит, я не могу это доказать, но я-то знаю, что у меня в лавке есть, а… – Тут она вспоминает о Келе – тот мирно изучает шоколадные батончики – и осекается. – Шиле бы голову свою привести в порядок, – говорит.

– Шила справляется как может с тем, что ей выпало, – говорит Лена. – Как и все мы тут. – Обращается к Келу: – Мы с ней дружбанились, еще в школе. Мы тогда были бешеные. Вылезали из окон по ночам, шли в поля бухать с пацанами. Гоняли попутками в город на дискотеки.

– Похоже, как раз такими подростками, каких я опасаюсь, вы и были.

Это смешит Лену еще раз.

– Ой, нет. Мы никогда не вредили никому, кроме себя.

– Шила себе навредила, это да, – вставляет Норин. – Вы гляньте, что она из тех безобразий огребла. Джонни Редди да шестерых один в один таких же, как он.

– Джонни тогда был что надо, – говорит Лена, дернув уголком рта. – Я с ним сама пару раз обжималась.

Норин цыкает зубом.

– Тебе зато хватило ума замуж за него не ходить.

Кел останавливается на батончике “Мятный хруст”, кладет его на стойку.

– А Редди далеко от меня живут? Или мне держать ухо востро? – спрашивает.

– Все зависит… – говорит Лена. – Вы вообще паникер?

– Все зависит. Насколько близко неприятности?

– У вас всё шик. Редди от вас в нескольких милях, на горках.

– Вроде хорошо, – говорит Кел. – А Джонни – фермер или как?

– Да кто ж его знает, что там Джонни, – говорит Лена. – Уехал в Лондон год-два назад.

– Бросил Шилу на мели, – вставляет Норин со смесью осуждения и удовлетворения. – У какого-то его дружка возникла деловая затея, миллионерами б их сделала, как он говорил. Но я губу не раскатываю – надеюсь, что и Шила тоже.

– Джонни по части затей всегда был мастак, – говорит Лена. – Да не очень мастак их воплощать. Расслабьтесь. Да для любого из его детей напустить в пакет из-под чипсов пены для бритья – уже за гранью того, что они способны учинить.

– Рад слышать, – говорит Кел. У него есть подозрение, что по крайней мере один отпрыск Джонни Редди мог уродиться не в отца.

– Так, Кел, – говорит Норин, внезапно озаренная мыслью, и наставляет на Кела тряпку. – Вы разве не упоминали при мне в тот раз, что подумываете насчет собаки? Это ж лучше всего вас успокоит, верно? Слушайте, Ленина собака того и гляди ощенится, и щенков предстоит пристраивать. Сходите с ней да гляньте.

– Она еще не ощенилась, – говорит Лена. – Никакого смысла глазеть на ее пузо.

– Посмотрит, какая она вообще из себя. Давайте-ка.

– Ой, нет, – мило отпирается Лена. – Хочу выпить чаю. – Не успевает Норин открыть рот повторно, Лена кивает Келу со словами: – Приятно познакомиться. – После чего исчезает в подсобке.

– Оставайтесь выпить с нами чаю, – приказывает Келу Норин.

– Признателен, – говорит Кел, – но мне б домой. Я без машины, а там, похоже, к дождю.

Норин обиженно фыркает, включает радио погромче и вновь берется стирать пыль, но по ее случайному взгляду в его сторону Кел понимает, что так просто она не сдастся. Хватает продукты поспешно и более-менее случайно, лишь бы Норин не успела затеять еще что-нибудь. В последнюю минуту, когда Норин уже вручную пробивает чек на шумной старой кассе, Кел добавляет пакет молока.

Трей и впрямь возвращается и назавтра, и в последующие дни. Иногда появляется посреди утра, иногда после обеда, отчего у Кела возникает утешительное впечатление, будто Трей время от времени посещает школу, хотя Кел отдает себе отчет, что, возможно, Трей так приходит сознательно. Малой болтается рядом часок-другой, в основном ради еды. А затем – отзываясь на некий таинственный внутренний будильник, а может, ему просто делается скучно – говорит: “Мине пора” – и уходит, топая по саду, руки глубоко в карманах худи, не оборачивается.