– Я умереть хочу, – призналась ты. – Так что насчет самолета ты ошибся. Надеюсь, он рухнет.

– Но ведь впереди еще куча дел ждет, – возразил я, нацепив обеспокоенное выражение лица.

Какое-то мгновение ты просто на меня смотрела. Видимо, дурацкая вышла шутка: время для нее уж точно выбрано неудачно, да и, учитывая ситуацию, нагловато получилось. Ты ведь сказала, что умереть хочешь, а кроме того, назвала подходящий мотив. Шутка могла показаться неподобающей и грубоватой – или спасительной возможностью отвлечься от не подлежащей обсуждению тоски. Comic relief [1] – вот как это называется; во всяком случае, когда прием срабатывает. И все же я пожалел о своих словах – да, даже дышать перестал. Потом ты улыбнулась. Улыбка в ту же секунду исчезла, как рябь с лужи, но я снова задышал.

– Не переживай, – тихо сказала ты. – Умру только я.

Я непонимающе на тебя смотрел, но ты избегала моего взгляда и косилась в сторону, на салон.

– Там во втором ряду младенец, – заметила ты. – Младенец в бизнес-классе, и он, возможно, всю ночь проплачет – что ты на это скажешь?

– А что тут говорить?

– Что родителям стоило бы понять: люди заплатили больше за то, чтобы здесь сидеть, потому что им надо поспать, а может быть, завтра утром им ехать на встречу или на работу.

– М-да. Пока авиакомпании пускают младенцев в бизнес-класс, остальное на совести родителей.

– Тогда надо авиакомпании штрафовать за то, что нас обманывают.

Ты осторожно вытерла под вторым глазом, взяв вместо салфетки, что я тебе дал, свой бумажный платок.

– В рекламе бизнес-класса пассажиры сладко спят.

– В перспективе авиакомпанию ждет наказание: мы будем не готовы платить за то, что не получим.

– Но зачем они так делают? – спросил я.

– Родители или авиакомпании?

– Понимаю: родители поступают так потому, что денег у них больше, чем совести. Но ведь авиакомпании должны терять деньги, потому что предоставляемые в бизнес-классе услуги теряют в качестве?

– Они также потеряют репутацию, если будут говорить, что не очень рады детям.

– Ребенку плевать, где плакать – в бизнесе или в экономе.

– Ты прав, я имела в виду – не очень рады родителям с маленькими детьми.

Я улыбнулся:

– Авиакомпании боятся, что со стороны все это будет напоминать апартеид. Естественно, проблему можно решить: те, кто плачет в бизнес-классе, отправляются в эконом и уступают место довольному, не верящему в происходящее человеку, купившему дешевый билет.

Смех у тебя был мягкий и приятный – на этот раз он добрался до глаз. Легко подумать – и я подумал: непонятно, зачем изменять такой красивой женщине, но тут уж как есть. Дело не во внешней красоте. Да и не во внутренней тоже.

– Чем занимаешься? – спросила ты.

– Я психолог, провожу исследования.

– Что исследуешь?

– Людей.

– Ну естественно. Что ты узнал?

– Что Фрейд был прав.

– По поводу чего?

– Что люди, за редким исключением, ничтожества.

Ты засмеялась.

– Да уж, мистер…

– Зови меня Шон.

– А я Мария. Шон, но ты ведь так не считаешь, разве нет?

– Что люди ничтожества, за редким исключением? С чего бы мне так не считать?

– Ты проявил заботу, а забота бессмысленна, если ты самый обыкновенный мизантроп.

– Ну да. Зачем же мне было врать?

– По той же самой причине – ты проявляешь заботу. Ты мне поддакиваешь, утешаешь меня – говоришь, что тоже боишься летать. А когда я рассказала, что меня предали, утешаешь и говоришь, что в мире полно плохих людей.

– Ой! Вообще-то, я здесь психолог.

– Вот видишь, тебя даже профессия выдает. Осталось признать, что ты опровергаешь собственное утверждение. Как человек ты чего-то стоишь.

– Хотелось бы, чтобы это было так, Мария, но, боюсь, моя деланая забота – это лишь результат светского английского воспитания, и я не представляю никакой ценности ни для кого, кроме себя самого.

Почти незаметно ты повернулась ко мне на пару градусов.

– Тогда, Шон, ценность у тебя есть благодаря воспитанию. Ну и что? Ценность придают поступки, а не то, что ты думаешь и чувствуешь.

– По-моему, ты преувеличиваешь. Просто благодаря воспитанию мне не нравится нарушать правила адекватного поведения, на самом деле ни на какие жертвы я не иду. Я приспосабливаюсь и избегаю неприятных ситуаций.

– По крайней мере, ты ценен как психолог.

– Боюсь, тут я тоже тебя разочарую. Я не настолько умный и трудолюбивый, чтобы найти лекарство от шизофрении. И если самолет рухнет, мир лишится лишь довольно скучной статьи о confirmation bias [2] в научном журнале, который читает лишь горстка психологов, – вот и все.