– Сколько времени на фронте? – спросил Ватутин ребят.

– Восемь месяцев, товарищ командующий, – ответил генералу младший сержант Неустроев.

– И я столько же, – ответил рядовой Скоробогатов.

– Поди со школьной скамьи призвались? Пошли на фронт добровольцами?

– Да! – дружно ответили оба бойца.

– А откуда призывались?

– Я из Казахстана, товарищ командующий, – ответил младший сержант со светлым кудрявым чубом.

– А поточнее?

– Из города Семипалатинска.

– Братья, сестры есть?

– Сестра. Мы погодки. Она чуть старше меня. Лидой зовут. Она учится заочно и уже работает.

– А ты кем думаешь стать после войны?

– Товарищ командующий, разрешите сказать? – рядовой Скоробогатов вытянулся и выжидательно уставился на генерала-армии.

– Говори, боец, – кивнул головой Ватутин.

– Младший сержант Неустроев стесняется об этом говорить, но он у нас художник. Самый настоящий! Он очень хорошо рисует. Особенно у него получаются портреты. Он даже нарисовал портрет командира полка, который тот потом отослал своей семье.

– Художник, значит… – протянул генерал-армии. – Молодец, младший сержант! Художники нам в мирной жизни тоже понадобятся. Ну а как считаете, бойцы, скоро мы войдём в Киев?

– Скоро, товарищ командующий, – откликнулся младший сержант Неустроев.– Я вот на фронте меньше года, а за это время уже сделал кое какие выводы…

– И-инте-ересно… И какие же, младший сержант? – заинтересовался Ватутин.

– Фашист меняется.

– Ты в этом уверен?

– Так точно!

– Ну, тогда объясни…

– До Курской дуги фашисты были самоуверенные, и даже, попадая в плен к нам, вели себя нагло, они считали, что всё равно дойдут до Москвы. Но после того как мы их под Курском и Белгородом согнули в бараний рог, они как-то приуныли и спесь с них слетела. Теперь они, окаянные, по каждому поводу не кричат уже «Хайль, Гитлер!» Вроде, как стали пришибленными.

Ватутин, не сдержавшись, рассмеялся:

– Очень точно подметил, младший сержант! Фриц действительно уже изменился и стал совершенно другим! А скоро фрицы будут сдаваться нам пачками и начнут кричать хором «Гитлер, капут!». И это время не за горами! Ну, ладно, ребята, ступайте, а то совсем отстанете от своих. Но вот что вам на прощанье скажу, и тебе, младший сержант Неустроев, и тебе, рядовой Скоробогатов: пулям лишний раз не кланяйтесь, фашистов не бойтесь, но берегите себя. Вы совсем молодые ещё, у вас впереди вся жизнь… И вы должны выжить! Обязательно должны выжить! Это-то вам понятно?

– Так точно, товарищ командующий! – хором ответили младший сержант Неустроев и рядовой Скоробогатов.

Бойцы отдали честь, подобрали свой пулемёт, и побежали догонять ушедших вперёд товарищей.

К Ватутину подошёл вышедший из его же машины моложавый и двухметрового роста генерал-лейтенант. Это был Семён Павлович Иванов, начальник штаба Воронежского фронта. Не оборачиваясь к нему лицом, командующий произнёс:

– Хорошие ребята, чистые… но ещё совсем мальчишки. И мы вот таких пацанов бросаем в самое пекло! Э-э-эх! А ведь в ближайшие дни на этом крохотном Букринском плацдарме будет сущий ад! Сколько там уже наших?

– Тысячи три пехоты, Николай Федорович, – ответил командующему начштаба Иванов.

– Да-а-а, не густо… Горстка их там. А немцы к этому плацдарму по данным нашей фронтовой разведки сейчас подтягивают десять дивизий! Я представляю, что там будет в ближайшее время происходить!

Когда младший сержант Неустроев и рядовой Скоробогатов догнали свой взвод, он уже находился в километре от реки. И тут налетели «месеры»…

– Во-о-о-оздух! – кто-то закричал истошно.

С берега заухали зенитки. Немецкие самолёты стали заходить на колонну нашей пехоты на бреющем полёте с включёнными для устрашения сиренами. Слева и справа начали разрываться сброшенные стокилограммовые авиабомбы и трассирующие пулемётные очереди выкашивали бойцов. Колонна рассыпалась, и красноармейцы залегли. Каждый из них сейчас про себя шептал испуганно какие-то слова или же молился, хотя почти у всех в нагрудных карманах гимнастерок находились комсомольские и партийные билеты, но в минуты предельной опасности все по любому обращались к каким-то высшим силам, и не важно, как при этом их они называли.

Георгий Неустроев вжимался в песок, и тут буквально в нескольких сантиметрах от его головы прочертилась трассирующая линия от пулемётной очереди. Немецкий «месер», казалось, прошёл в нескольких десятках метров над младшим сержантом. Георгий почувствовал, как по его телу пробежала воздушная волна от пикировавшего самолёта. И от неё ожил, вздыбился и зашуршал песок.

Слева, а затем и справа раздались стоны раненных бойцов. От жуткого грохота, от уханья зениток, от немецких сирен и разрывов авиабомб Георгий на какое-то время оглох, а когда слух к нему вернулся, он прокричал:

– Скоробогатов, ты жив?!

– Да, товарищ младший сержант!

– Не задело?

– Со мной всё в порядке.

– Пулемёт с тобой?

– Рядом.

– Если «месеры пойдут на второй заход, их надо встретить. Подползай ко мне.

Скоробогатов, прихватив пулемёт, пополз к младшему сержанту, но ему оставалось ещё метров пятнадцать до Георгия, как между ними взорвалась авиабомба и обоих бойцов засыпало землёй. Они оба были контужены, но ни один осколок от разорвавшейся авиабомбы не задел их и это было какое-то чудо.