У Олега аж челюсть чуть на пол не упала. Подобные слова он впервые слышал от сурового, никогда ничего не признающего, Татарина.

— А ты дай мне знать, когда малая очухается, — уловив нотки удивления, поднял градус суровости в голосе джин, — У меня к ней уникальное предложение имеется.

«Великий и ужасный» молча сидел под своим любимым навесом и безразлично взирал на то, как у плиты суетится кухарка. Дневная духота сошла на нет, и приятная вечерняя прохлада овладела побережьем. Эту приморскую духоту трудно было сравнить со зноем пустыни, и именно об этом сейчас размышлял наш герой. Бедняжка Фэйфэй без чувств лежала на небольшом импровизированном матрасике, заботливо сложенным из полотенца. Рядом с «ужасным», разглядывая шершня с красной точкой на лбу, восседал Татарин. А на столе вокруг шершня с важным видом прохаживалась Настя в своем нескромном костюмчике.

— Ничего в нем не изменилось, — навернув еще один круг вокруг питомца Генки, авторитетно заявила Настя, — сил в нем как была капля, так капля и осталась, а внешне он вообще никак не поменялся. Может этот твой черный камень тебя наколол?

— По идеи не должен, — прильнув ближе к столу, ответил Татарин, — я получил ментальное сообщение о том, что мой рой усилен. И главное, ведь, со всеми теми шмотками и заклинаниями все понятно. А с роем — фигня какая-то.

— Может, ты теперь сможешь на пару тушек больше прокормить, — предположила Разрушительница миров.

— Не, — Гена лениво помотал головой, — я проверял, количество прежнее. Ни добавить, ни отнять.

— Генка, я вот сижу и думаю, — подал голос «ужасный», когда ему окончательно надоело слушать треп Насти и Татарина, — тебе, наверное, совсем заняться нечем? Вместо того чтоб здесь воздух сотрясать и кудахтать словно наседка, сводил бы Лерку в какой-нибудь дорогой ресторан или по магазинам.

— У нее сейчас работа на первом месте, — недовольно признался джин, — она настолько погрязла в твоем банке, что практически живет в нем. У них там сейчас период становления и формирования «чего-то там». Татарин недовольно сплюнул на пол, — В общем, не с кем мне по ресторанам шастать, а так как ты косвенно виноват в таком положении дел, — то тебе и терпеть мою компанию.

— Вот блин, — недовольно возмутился Олег, — Генка, когда ты превратился в такую наседку. Тебе ведь всегда было класть на всех окружающих, ты нас вообще ни во что не ставил — а тут в тебе, прям, материнский инстинкт проснулся. И на минуту от тебя покоя нет.

— Вообще-то, мне малая нужна, — без особых обид пояснил Татарин, — у меня к ней дело, на целую шкатулку с драгоценными камнями. Но, спасибо… Что переживаешь за мое моральное самочувствие.

— Я серьезно, Гена, — подобрался Олег, — ты никогда себя так не вел. В морду ни за что — это твое, это — пожалуйста. Но вот чтоб забота…

— Вот любишь ты, Бендер, до человека докопаться, — зло съязвил Татарин, — ну что, трудно поверить, что я изменился?

— Люди не меняются, — размеренным тоном отозвался «ужасный», — а уж ты то и подавно. Я, по началу, даже думал, что ты подсадной. Прислали мне «не пойми кого», чтоб в доверие втерся, но нет. Повадки все твои. И взгляд этот твой фирменный и замашки. Ты точно — Татарин! Но вот это твое поведение…

— Мляяя…! — недовольно выдохнул джин.

— Вот именно! — продолжил давить Олег, — Какие у тебя должны быть мотивы, чтоб так сильно поменять свою сущность?

— Ты желаешь поговорить о моем скверном характере? — Татарин уставился своими сверкающими буркалами в глаза Олега Евгеньевича.

— Хочу, — ответил суровым уверенным взглядом «великий и ужасный».

Джин еще недолгое время буравил глазами Олега, но в определенный момент он сдался и отошел от стола, упершись спиной об одну из подпорок крыши:

— А ладно, хрен с тобой, — ощерив острые зубы, ответил Генка, — моему несвойственному поведению существует две причины, — джин продемонстрировал два сучковатых пальца, — первая — это притупленные ощущения. Я тебе уже рассказывал про вкусы, цвета и запахи. Так вот. Эта беда коснулась вообще всего спектра ощущений в моем новом теле. Я теперь не чувствую ту злость, что горела во мне, когда я был живым. Понимаешь, во мне сейчас нет того гнева, который я едва сдерживал в себе. Он притупился, злость ушла. Мысли стали ясней, а жизнь скучней.

— С этим понятно, — Олег по-новому глянул на джина, стараясь рассмотреть в нем нечто новое, — а вторая причина?

— Таранкин, — не раздумывая ни секунды, ответил джин, — незадолго до смерти нашего приятеля, я имел разговор с Егором. И это он попросил помогать тебе во всем, — буркала Татарина перестали сиять голубой дымкой и приобрели самый обычный человеческий вид, — он напомнил мне, что именно ты был со мной до самого конца. Напомнил, что ты мне никогда не желал и, самое главное, не делал зла. Егор очень просил помочь тебе после своего ухода. Он рассказал, что ты для него сделал, — понизил голос Татарин, — и я обещал ему выполнить его просьбу.

— Значит, ты его видел, перед тем как он… — Олег замолк, давая возможность Генке завершить свою историю.

— Да, — еле слышно согласился Татарин, — дней за пять до похорон, мы беседовали с Егором. Я разыскал место, где прятали Тарана и ночью тайком проник в его комнатку. Я хотел забрать его с собой, но Егор отказался. И мы с ним разговаривали всю ночь до утра. Ну, как разговаривали, говорили, когда его ум был светел. Он рассказал мне о ваших похождениях, — Татарин ухмыльнулся каким-то своим мыслям, — хотя я и сам уже все знал. И уже ближе к утру, он потребовал с меня обещание, что я не останусь один. Егор потребовал, чтоб я связался с тобой и помогал тебе во всем. И я ему пообещал, — еще сильней понизил голос джин.