Я привязала сумку и колчан к прутьям, Скуврель прыгнул в воздух. В прошлый раз мы убегали от убийц, и от меня не было проку, но в этот раз я не собиралась быть бесполезной. Я была Охотницей. Я не была жертвой, даже если была в клетке.

За это я держалась. Я не была блуждающей пленницей. Мою судьбу не вырвали из моих рук. Мне нужно было помнить это. Я не могла давать себе поверить, что я была жертвой.

Я была тут, чтобы спасти отца и разобраться с сестрой — даже если придется тащить ее домой за волосы и побить за глупость… или сделать что-нибудь еще.

Я была шпионкой. Мне нужно было собрать всю информацию, какую я могла, пока я была в клетке. У меня был идеальный вид отсюда. Мне просто нужно было смотреть и ждать, как делал хороший охотник, следить за знаками. Узнать добычу, пока я не смогу предсказывать все действия. А потом я снова смогу охотиться.

Я не могла забыть о цели, даже если была в странном мокром одеянии фейри, даже если я застряла в клетке. Как только я вернула сумку, я взяла свою настоящую одежду, выбила об прутья, пока худшая грязь не слетела, и повесила сохнуть. Вещи промокли от того, как Скуврель плескался в ручье, что было почти постиранным.

Хорошо. Это было готово.

Когда я вернулась к прутьям, стала следить за тем, что мы делали, и дым был таким густым, что я подняла повязку на нос и рот и заплела заново рыжие волосы.

— Весело было плавать с мертвыми девушками? — спросил Скуврель. — Нам повезло, что ты недостаточно милая, чтобы утонуть.

— Да, повезло.

Мы летели. Потому тряска пропала. Я затаила дыхание от осознания. Я еще никогда не была так высоко. И это означало, что я еще никогда не падала с такой высоты.

Мы были не очень высоко в небе, но летели между деревьев, держались впереди от оранжевого сияния. Я старалась не поражаться. Скуврель мог лететь на крыльях из дыма. И что? Это не делало его поразительным. Это делало его почти птицей. И птиц можно было сбить стрелами.

— Как ты меня вернул? — спросила я.

— Я подумал о тебе маленькой.

Я не знала, что это могло работать в обе стороны. Я нахмурилась. Когда я выберусь в следующий раз, я попробую это на нем. Если выберусь. Я поежилась.

Почему я не подумала поймать его в клетку, когда выбралась? Я думала только о своей свободе, но, если бы я обратила внимание, я бы поняла, что могла поймать его в клетку и спастись от поимки. Конечно, так я уже сгорела бы.

— Что заставило тебя подумать, что огонь послала моя сестра? — спросила я.

Вдали зазвучали крики, и я старалась не думать о том, кто умирал в огне. Я не могла ничего поделать с пожаром. И это был не мой народ. Если я стану переживать за то, что фейри делали друг с другом, я буду страдать и ничего не достигну. Но мое сердце дергалось с болью в груди от каждого крика из дыма, они становились громче, и я ощущала, как мое тело горело от переживаний.

— Ей нравятся играть жестоко и быстро. Она выгоняет нас, — сказал Скуврель. Он нес меня сбоку, и я почти не видела его, нужно было лечь на спину, чтобы уловить хоть что-то. — Кстати, маленькая охотница, ты должна мне игру.

Так и было. Но как придумать игру, чтобы получить от него больше информации о наших врагах? Он не станет мне врать, но он часто искажал правду. Может, если я буду знать, что он думал, я смогу узнать, чего он хотел. И я смогу использовать это, чтобы освободиться. И это помогло бы понять, кто кем был, когда мы встретим других фейри.

— Это игра как Правда и Ложь, но немного другая, — я стала придумывать на ходу. Клетка стала жаркой, мы летели среди дыма и пепла. Я сидела на сумке, чтобы меньше жара беспокоило меня. Ветер дул в спину, гнал нас вперед огня, и Скуврель держался там, не оглядывался на огонь за нами. — Когда что-то случается, ты говоришь, что чувствуешь, по шкале от одного до пяти. Пять — самое сильное чувство. Если я посмотрю на огонь и спрошу: «Боишься ли ты огня?» — что ты скажешь?

— Один, — он улыбнулся. — Огонь не касается нас, Кошмарик. Но как нам понять, кто победит?

— Ты поймешь, если победишь, — сказала я, потому что не знала, но это звучало неплохо.

— Когда выиграю, — сказал он.

Мы опережали дым, но, когда я оглянулась, я видела только пожар. Гнездо, где мы были, уже точно сгорело. И рынок. Может, даже ручей. Было сложно переживать из-за земли, которую я ненавидела, но Скуврель тоже не переживал.

— Сожалеешь из-за пожара? — спросила я.

— Два, — сказал он. — На некоторую резьбу ушло много времени.

Он вырезал те сцены? Я не давала себе впечатляться.