— Фил, Макс в клубе?

— Полчаса назад заходил, собирался к тебе ехать. Секунду! На парковке посмотрю.

В трубке быстрые шаги, звук хлопающих дверей и чьи-то голоса.

— Лиза, тачка здесь, — снова хлопнувшая дверь и топот, — Ден, Клея видел? — голос Фила все сильнее наполняется тревогой, а я размазываю слезы, вдавливая трубку в ухо, чтобы не пропустить ни слова.

— Минут двадцать назад тут был. Кофе подходил взять.

— А потом?

— За столик свой пошел, и к нему телочка подсела. Он с ней вроде как поговорил и ушел.

— Один?

— Не. С телочкой этой в обнимку.

В обнимку с телочкой. Перед глазами плывет, сердце пропускает удар, второй, третий. Я не слышу, что мне говорит Фил, он все громче повторяет одну и ту же фразу, срывается в крик, пробиваясь через глухую боль, гудящую в ушах. Просит, чтобы я успокоилась и твердит, что Клей не мог такого сделать. Если бы я не видела, если бы сама не замазывала ему отметины чужих ногтей…

— Лиза! Ты на квартире?

— Да, — отвечаю глухим голосом. — Спасибо, Фил. Пока.

— Лиза, блядь! Включи башку! Клей не мог! Я сейчас приеду. Гуря, тачку заводи!

— Не надо, Фил.

Сбрасываю звонок и не знаю, что делать и куда идти. В голове какая-то каша, а сердце рвет на части от одной мысли — не выдержал и сорвался. Совсем немного, но не дотерпел.

Такси. На негнущихся ногах выхожу из машины и обхожу припаркованный у входа в подъезд "Миникупер". Ключи дрожат в пальцах, попадаю в замочную скважину с пятой попытки и медленно переступаю через порог. Запах чужих духов. Чужие сапоги у вешалки, аляповатая куртка на ней. Всё уже и так ясно, но я иду в комнату, чтобы убедиться в очевидном.

— Ой!

Полуголая девка вскакивает с кровати, на которой лежит Макс.

Словно в бреду подхожу к шкафу, выволакиваю из него сумку и начинаю сгребать с полок вещи, стараясь не смотреть на жмущуюся к балкону сучку. Шиплю сквозь стиснутые зубы, застегивая молнию, а Макс даже не пытается вставать с кровати и что-то объяснять. Как маленький мальчик, блядь, спрятался с головой под одеяло. Ну да, согласна, нечего тут объяснять, да и я слушать не стану. Все ясно без слов. Не слепая. Поворачиваю голову и напоследок рассматриваю пристальнее ту, на кого "запал" жаждущий потрахаться. Две недели не дотерпел. Две недели! И с кем? С этой? Делаю шаг к девчонке, прикрывающей ладошками почти плоскую грудь, а она вжимается спиной в балконную дверь и начинает дрожать осиновым листом.

— Не бойся, не трону, — усмехаюсь, а саму подмывает вцепиться в ее крашеные волосы и оттаскать за них, вырывая клоками.

"Нашел же с кем… Получше что ли выбрать не смог, если уж решил оторваться? Или настолько прижало, что трахнул первую, кто попался под руку?"

Только в горле клокочет все сильнее, и чем больше смотрю на это нелепое подобие девушки, тем больнее становится внутри. Разноцветные волосы, размалеванное ярким макияжем лицо, тонкие губы, плоская грудь, намек на бедра — чуть ли не мальчишечье телосложение… В голове шкрябает робкая мысль, что потрахаться Макс мог втихаря, с гораздо более симпатичной или снять шлюху, наконец, и я бы не узнала. Но зачем-то притащил в дом это…

"Сука, да ты охуел!"

Рывком отбрасываю одеяло и только сейчас вижу, что Макс лежит раздетый по пояс и на его бледном лице нет никаких эмоций. Словно в кровати не живой человек, а бездушная фарфоровая кукла в полный рост с закатившимися глазами.

— Макс!? — хлопаю его по щекам, — Макс! Макс!!!

Пульса нет на запястье и едва прощупывается на шее. Я наклоняюсь над обескровленными губами, пытаясь уловить дыхание, и, рыча, подскакиваю на ноги, ловя за волосы метнувшуюся к выходу сучку с вещами в руках. Вцепляюсь в них мертвой хваткой и со всей дури дёргаю на себя.

— А-а-а! Отпусти! Совсем больная!?

Только я не слышу ни ее воплей, ни звука пощёчины, после которой полуголое недоразумение летит на пол и, вытаращив глаза, отползает обратно к балкону, а у него скрючивается, прижимая к щеке ладонь.

— Села! — рявкаю, показывая пальцем на стул. — Двинешься, убью!

— Хватит! Я больше не играю! Это уже перебор!

— Перебор!? Я сейчас тебе такой перебор устрою, мало не покажется! — ору на нее, делая шаг вперёд, чтобы отвесить ещё одну пощечину, а лучше две, и рычу от раздражения.

Чья-то рука, перехватывает мою ладонь буквально в миллиметре от щеки крашеной сучки, не давая завершить то, что я хочу сделать.

— Гуря, аккуратнее. Она беременная.

— Максимально нежно все, босс. Елизавета Павловна, тихо! Не рыпайтесь…

Только я выкручиваюсь и все же влепляю пощечину левой рукой, шипя дикой кошкой, что получилось слишком слабо.

— Еля, хватит!

Оборачиваюсь на голос, произнесший мое имя. Фил. Не Макс. Он все так же лежит на кровати, а я тут… вместо того, чтобы… Сорвавшись в слезы, бросаюсь к нему, хлопаю по лицу, завывая и умоляя открыть глаза.