Шрифт:
– Не п-переживайте вы так, всё образуется. Отдохните, п-послушайте музыку. У м-моей сестры прекрасные з-записи…
Они поднялись на третий этаж, остановились перед дверью с блестящими цифрами на лаковой деревянной поверхности: «41». Говоров открыл дверь, провёл её по квартире, показал, где что найти. И как-то слишком поспешно стал прощаться.
– Вот вам ключи, маленький от п-почтового ящика. Вот моя визитка, все телефоны. З-звоните, если что.
Уже у двери он немного задержался, улыбнулся смущённо:
– Желаю вам отдохнуть и уладить с-свои п-проблемы. Всё б-будет хорошо, Маша!
И Говоров исчез за дверью.
***
Квартира оказалась довольно просторной и уютной. Неброская, но удобная мебель, полки с дисками и кассетами возле музыкального центра, сухое вино и кофейный ликёр в баре, фрукты в холодильнике, журналы в глянцевых обложках на столике под торшером. И цветы, много цветов…
После тёплого душа и двух бокалов вина она вновь почувствовала себя сильной и готовой к немедленным действиям. Взглянула на часы – ещё только одиннадцать, – и взялась за трубку телефона.
Несмотря на поздний час, на другом конце откликнулись почти сразу. Бесцветный мужской голос медленно произнёс:
– Слушаю вас.
– Это квартира Долгового?
– Совершенно верно, и я – это он самый и есть.
– У меня для вас письмо от Дарьи Васильевой.
– О! Это приятная новость, – оживился голос. – Как поживает Дарья Алексеевна?
– Ей немного нездоровилось, но теперь уже гораздо лучше. Я могла бы встретиться с вами и передать послание.
– Вас устроит кафе «Тройка», что на Арбате, во второй половине дня? Или мне лучше к вам подъехать?
– В этом нет нужды, во второй половине дня я совершенно свободна.
– Тогда в четыре, если не возражаете.
– Завтра обязательно буду.
– Жду вас у самого дальнего столика возле окна. До завтра.
***
А в это время в квартире номер двадцать два совсем другого дома другая красавица, не такая, может быть, яркая, но более тёплая и улыбчивая, устроившись в кресле перед телевизором, расчёсывала длинные, только что вымытые и благоухающие терпким полынным запахом шампуня золотисто-рыжие волосы. Молодая женщина наслаждалась покоем, отдыхом и тишиной. Да-да, звук у телевизора был выключен напрочь, а мелькающие на экране лица и фигуры создавали иллюзию неодиночества. Но что-то её беспокоило. Конечно, знакомая, уютная квартира подруги (хорошо, хоть имя её вспомнила вовремя) – это здорово, но ведь у неё есть где-то и свой дом, своя работа и, возможно, семья. М-м, вот ощущение семьи определённо не всплывало, ну не было его, такого ощущения. И Бог с ней, с семьей, а вот мысль о работе тоненько и беспокойно зудела. Это началось сразу же после приятного чаепития с не менее приятным молодым человеком. А значит, работа её ждёт и она довольно важная. Других мыслей на эту тему пока не появлялось, даже крепкий чай ничем не помог.
Хуже всего было то, что она не могла вспомнить ни своего имени, ни адреса, ни других подробностей довчерашней жизни. В остальном же устройство мира и современного ей общества представлялось довольно чётко. Среди множества нужных предметов, извлечённых из своей сумочки, она не обнаружила ни единого клочка бумаги с собственными анкетными данными или другими наводящими сведениями. Найденная на буфете записка от подруги Светланы ничем не помогла. В послании значилось: «Хей-хей, привет! Страшно рада, что ты решила на этот раз пожить у меня. И ещё более огорчена, что не смогу с тобой повидаться: посылают на месяц в Канаду, что с другой стороны не так уж и плохо – я многого жду от этой поездки. Прохвоста пристроила (припомнилось, что так зовут Светланиного кота) Аэлите Васильевне (а это – соседка, такое имечко при всем желании не забудешь). Она же согласилась и цветы поливать. Я ей не стала говорить, что ты приедешь, а то она вызвалась бы устроить тебе встречу с блинами и пирогами. Вряд ли тебе сразу же захочется тесного и шумного общения с Аэлитой. Крокуса взял на месяц Борис. (Крокус – это большая собака невнятной породы, а вот Бориса вспомнить не удавалось). Будь как дома! На этажерке новые записи, в баре классный коньяк. Светлана. 16 мая…»
С чего это ей пришло в голову назваться Катей? Впрочем, имя вполне достойное, припоминается: бабушку так зовут. Где-то у моря в симпатичном домике с садом живёт её бабушка Катя. Вот с фамилией совсем скверно: не приходит в голову совсем ничего, даже бабушкина не всплывает из недр памяти. Зато всех политических деятелей и половину безголосых певичек, промелькнувших за вечер на экране телевизора, она совершенно чётко помнила по именам. Вот и разберись с этим удивительным приспособлением, именуемым памятью!
Ну, ничего, завтра придёт Аэлита и наверняка назовет её по имени. А там, глядишь, и прочие анкетные данные как-то прорисуются. От этой успокаивающей мысли непостижимым образом захотелось спать. Катя (пусть пока зовется так!) сладко зевнула, потянулась – и отправилась разыскивать постельное бельё.
Глава восьмая, из которой читатель вместе с Мышкой узнаёт о событиях на Садовой-Кудринской
«Он умер от смертельной дозы чего-то такого, что только врач может произнести правильно».
Агата Кристи «Карибская тайна»
– Наталья Григорьевна, это я. Добралась благополучно, все в порядке.
– Спасибо, Маришенька. Спокойной ночи, – ответила Шуркина мама.
– Спокойной ночи.
На часах было уже почти три. Я легла на диван и прикрыла глаза. Спать не хотелось, наверное, потому что было всё ещё слишком душно. Я встала и распахнула дверь на лоджию. Воздух, наполненный запахами и звуками ночного города, ворвался в комнату. Стало немного прохладнее, но сна всё равно не было. Где-то протарахтела машина, затем ещё одна. И тут я вспомнила, что собиралась кое-что выяснить. Зажгла свет, включила телевизор и устроилась на диване с журналом «Красота и здоровье», который мне так и не удалось досмотреть до конца. Телевизор тихонько жужжал, нарушая таинственную тишину ночи. Сейчас должна начаться та самая ночная передача, которую я никогда не смотрю из-за одного только названия: то ли «Час криминала», то ли «Криминальные новости». Но пока показывали какую-то полукомедийную чушь, похоже, французскую. Фильм затянулся.