Я опять ласково глажу тёплую шерсть собаки, целую дитя в кудряшки и… тем же путём из рамы, как из дверей, возвращаюсь в свой дом, в своё время, где тоже давно и горячо стоит этот жёсткий вопрос: КТО ВЫШЕ? Кто главней на земле и как им сосуществовать? А пока я иду на кухню варить для семьи обед.

2. Писатель – всегда загадка и чародейство. Никогда не знаешь, что ждёт тебя впереди. Лишь бы Бог опять дал верное направление. (И. Р.)

3. Странная вещь ПАМЯТЬ. И не просто странная, а прямо НЕПОСТИЖИМАЯ. И ныне, и присно, и во веки веков. (Так и учёная Бехтерева, изучавшая мозг, к концу жизни считала. Мол, всё от Бога.)

Вдруг сегодня неожиданно я вспомнила послевоенное детство в Останкино. Мы, барачная шантрапа, сидим на дощатой лавке рядком у входа в дом. Однолетки – мальчишки, девчонки, почти все сироты. (Отцы полегли на фронтах.) Играем. Водящий стоит перед нами в стоптанных башмаках, говорит вприсказку, громко: «Чок-чок, пятачок. Вставай, Яша-дурачок. Где твоя невеста? В чём она одета? Как её зовут? И откуда привезут?». И один из нас, из шпанят, может, Витя-Хрюня из первого подъезда, Томка Боброва (семья беженцев из Белоруссии) или Лёнька-татарин, должен вскочить и, посчитав до пяти, выбрать, указав на кого-то из девочек. На меня, Саидку или Маршидку, как бы «невесту», и уже та, выскочив перед всеми, должна выбирать «жениха»… Помнится ещё одна крутая, жестокая считалка тех скудных лет: «Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана. Буду резать, буду бить. Всё равно тебе водить…». И водящий, переходя от одного сидящего к другому, должен каждому в протянутые, сложенные лодочкой вместе ладошки незаметно из своих сложенных так же ладошек опустить пуговку (или монетку), приговаривая: «В этой маленькой корзинке есть помада и духи, ленты, кружево, ботинки. Что угодно для души?». Для души этой сопливой, голодраной ребятне было угодно всё-всё.

Мечтательно всё. И лента, и кружево, и особенно, конечно, ботинки. И вот получивший в ладонь пуговку должен быстро выскочить вперёд (чтоб сидящие рядом не успели его задержать) и выкрикнуть слово мечты, например слово «духи» или «ботинки». И вновь надо пересчитаться, на кого, например, «упадёт», выпадет это слово «ботинки», тот и будет водящим… Наивные, чистые игры голодных детей тех тяжких, послевоенных лет.

Воистину неуправляемая вещь ПАМЯТЬ! Она бесценная, большая и необъятная, как мир. Явственно слышу голоса прошлого: «Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана. Буду резать, буду бить. Всё равно тебе водить». Или вот это: «Аты-баты, шли солдаты. Аты-баты, на базар. Аты-баты, что купили? Аты-баты, самовар». (Послевоенные самовары ещё оставались кое-где в семьях.) Непостижимо! Встают видения! Чёткие картинки времени! А слова-то какие!.. Сами Слова-то… В них и солдаты на марше, и базар, и самовар, и ритм тех дней, и… Поэзия, творчество. Вся неповторимая жизнь, что канула в Лету.

4. Минская прозаичка Алексиевич (нобелевский лауреат) так же скверна, сера и невзрачна внешне, как и внутренне. (Бог шельму метит.) В ней, бездетной злой тётке, давно сидит бес и ей управляет. И чтобы хоть как-то эту тётку спасти (ведь жалко лауреата), её давно надо бы в Божий храм отвести и… ОТЧИТЫВАТЬ и ОТЧИТЫВАТЬ. И тогда все люди вокруг увидят, какая грязь из неё полезет, какая мерзость польётся, какая поплывёт вокруг серная вонь. Услышат, как её бес будет отчаянно сопротивляться, как будет безбожно, надрывно орать и лаять. А пока что эта старая баба с подачи Запада сама лезет в лидеры, почти что в президенты страны. Извечно дорогой нам, русским, земли Белоруссии, Белой Руси.

5. Что такое власть? По-моему, власть – это максимум знаний, мудрости, воли и силы. Но и Сострадания тоже. Без сострадания всё остальное может быть даже опасно. (Ведь сострадание, когда оно есть, сильнее всех прочих даров, даже милосердия.)

6. Его настоящее имя Д. Зильбертруд – ныне вездесущий поэт-политолог Дмитрий Быков. «Кудрявенькое, неистребимое торнадо» (так назвал его поэт Е. Евтушенко). «Животный» русофоб и один из лидеров «пятой колонны». И оказалось значимым его единение, их «дружба взасос» на троих – с актёром-убийцей Михаилом Ефремовым, сидящим ныне в тюрьме, и с неким «поэтом» Орлушей. (Орловым, либералом с «Эха Москвы».) Известны общие их гастроли по разным весям (особенно в Штаты, «хождение за три моря») и по Руси «хождение в народ». Удачные эти гастроли принесли им огромные деньги. (Билеты стоили запредельно дорого, фигуранты высоко ценили себя.) И сейчас этими «всенародными» бабками Ефремов расплачивается за отнятую жизнь. И даже торгуется. Сколько лучше дать откупных семье убитого им человека? Миллион, два или же больше? Просто непостижимо!

А мне обо всём этом стоит, наверно, написать отдельно и поподробней.

7. Помню, как в школе мы, подростки-недоросли, изучали, «проходили» по литературе роман Александра Фадеева «Молодая гвардия». И даже наизусть учили отрывок «Руки матери». В нём главный герой, борец с фашистами на Донбассе, комсомолец Олег Кошевой, трепетно вспоминает руки своей любимой мамы. Их нежность, тепло, а на тыльной стороне ладони их голубые трудовые прожилки. Этот текст мы читали вслух и на уроках, и торжественно, с выражением в праздники в актовом зале со сцены. Но читали как-то не чувствуя, не проникая, не понимая… И вот прошли годы жизни. Я давно мама и даже бабушка. И, глядя на свои руки, вдруг вспомнила талантливый этот отрывок. Ибо теперь по своим голубым прожилкам легко без аппарата определяю показания своего давления крови. Если кожа белая, гладкая – всё в порядке. А когда жилки напряглись, стали выпуклые, голубые, то пора пить лекарства. Вот такие вот повороты. Такова сила искусства, сила слова художника.

8. Всю жизнь помню, как со школы, с младших классов, мы – гордые пионеры в красных галстуках – наизусть учили стихи Маяковского. Мы тогда вообще много учили хороших стихов наизусть. И старательно, громко их декламировали. В том числе Маяковского: «Отечество славлю, которое есть, но трижды – которое будет!».

С момента рождения этих строк прошло столетие. И вот оно, это будущее, это славное время настало. И очевидно, что поэт не ошибся в прогнозе. А вот интересно, я, тоже любя Отечество, смогла бы нынче так же сказать о будущем? О далёком-далёком завтра, «которое будет»? Например, про год 2120-й?.. Не знаю, не знаю. Не уверена. Да и вообще настанет ли для человечества этот далёкий год? И будет ли существовать само человечество?..

9. Как-то встретила мудрую фразу мудрого человека Иоганна Миниха. Вот она: «Русское Государство обладает тем преимуществом перед другими, что оно управляется непосредственно Господом Богом. Иначе невозможно объяснить, как оно до сих пор существует». Всё именно так.

10. Останкинская телебашня как иглой пронзила небо. А десятью своими опорами, огромными лапами (большими, чем у динозавров) упёрлась прямо в наш картофельный огород. В наши (и, конечно, соседские) сотки земли, где мы с мамой годами сажали весной картошку. А по осени её копали, собирали в мешки и хранили в подвале. И она, любимая, долго спасала всех от бескормицы и нужды. Огород был недалёко, в чистом поле, лежавшем как раз напротив нашего дома (барак № 6, кв. 9, где я родилась), куда смотрели («выходили») окна нашей комнаты. В этих окнах со сменой времён года, даже просто со сменой погоды менялся цвет, колорит пейзажа, как на полотнах художника. Был он то нежно-зелёный, то снежно-белый, то золотой. И мимо этих пейзажей я из года в год шагала в школу. Номер 271, серо-кирпичную, сталинскую. Обычно вместо портфеля в руках с отцовской полевой сумкой через плечо (привезённой с войны), полной учебников и тетрадей. (Чем очень гордилась.) Пока я, отличница и комсорг, после девятого класса по зову Партии и Комсомола вдруг не махнула на целину, в степь, в предгорья Алтая. И этим навсегда круто изменила свою судьбу, биографию. Хотя потом, через годы, всё же вернулась в родную Москву. И даже поступила во ВГИК, во «всесоюзный», единственный в стране институт…