Жилище Даро было просторным и красивым. Отец был не только всеми уважаемым кибернетосом, но еще и торговцем, поэтому относился к зажиточным жителям Крита. Верхний этаж дома был жилым, а нижний служил хранилищем для продуктов и товаров.

Отец любил комфорт, поэтому внутренне убранство дома он обустроил наилучшим образом. Колонны портика были окрашены в красный цвет, – точь-в-точь как во дворце самого миноса [5] , правителя острова, стены украшала дивная цветная роспись, полы были не глинобитными, как у многих жителей пригорода, а мозаичными, везде стояли красивые напольные вазы, а на полках радовали глаз чудные кубки на высоких ножках работы местных мастеров, разнообразные чаши, расписные блюда и кратеры [6] , которые отец (его звали Видамаро) привез из-за моря.

По сравнению с другими постройками пригорода, сильно скученными и невзрачными, при доме Даро был разбит сад и цветники, подворье было застелено каменными плитами, а под полосатым холщовым навесом стояла большая бронзовая печь – гордость Видамаро. Такой диковинки не было ни у кого в округе. Видамаро радовался, когда поглядеть на диковинку к нему приходили даже придворные.

Кибернетос выменял печь на изящную тонкостенную расписную посуду (ее делали только гончары Крита) у дардана, торговца далекого Илиона [7] , что само по себе уже было дивом. Дарданы слыли большими гордецами и относились к кефтиу (так жителей Крита называли в Та-Кем, и это название со временем прижилось и среди самих островитян), несмотря на то что они практически владели всей Эгеидой [8] , весьма снисходительно, чтобы не сказать больше.

Они никак не могли понять, почему ни один из городов острова не защищен от врагов мощными укреплениями – такими, как в Илионе. Надменные дарданы, постоянно воюющие с ахейцами, утверждали, что стены вокруг Трои построил сам Посейдон, владыка моря, а бог сияющего света Аполлон в это время пас в горах царских овец. Так это или не так, отец Даро спорить не стал, лишь кивал в знак согласия, чтобы удачно сторговаться.

Внешних врагов на Крите не боялись. Главной защитой острова были не стены и башни, а окружавшие его морские воды, сильный военный флот и хорошо обученные воины, оснащенные первоклассным оружием.

Увидев Даро, служанка (ее звали Мелита) приязненно улыбнулась. Она любила юношу материнской любовью, хотя никогда и никому в этом не признавалась. Даже самой себе. Мелита попала на Крит уже достаточно взрослой и была очень благодарна отцу Даро, который выкупил ее у работорговца и приставил к хозяйству. Рабынь обычно использовали на тяжелых работах – они занимались шитьем, пряли пряжу, обрабатывали шерсть и лен, притом с раннего утра и до ночи, и относились к ним, как к скоту. А в доме Видамаро она чувствовала себя свободной; собственно говоря, так оно и было – кибернетос в ней души не чаял, так как Мелита заменила его сыну безвременно усопшую мать.

– Поешь… – Мелита поставила на небольшой столик под деревом густую похлебку из чечевицы, в которой плавали кусочки мяса.

– Не хочу, – ответил Даро; обычно с утра у него не было аппетита. – Приготовь мне кусок козьего сыра – того самого, с травками, и налей кувшин вина из амфоры [9] с нарисованными на ней осьминогами. Я иду к дедушке в Аминисо [10] .

Сыр с травами на Крите редко кто мог делать. Он считался деликатесом. У Мелиты такой сыр получался отменно вкусным и Даро знал, что для деда он будет лучшим подарком. Как и густое вино многолетней выдержки в небольшой красивой амфоре, на которой были изображены морские глубины с осьминогом и водорослями. Этот сосуд преподнес отцу в знак дружбы Кбид, лучший мастер-вазописец острова.

– Без завтрака я тебя не выпущу! – строго сказала Мелита. – До Аминисо идти далеко, нужны силы.

– Ладно, – нехотя согласился Даро. – Тогда налей мне чашу молока и дай кусок ситоса.

– Хороший мальчик… – с нежностью проворковала служанка.

Она поставила на стол требуемое – кувшин с молоком, удивительной красоты расписную чашу, стенки которой были не толще яичной скорлупы, блюдо с хлебцем-ситосом, испеченным из пшеничной муки – и отправилась выполнять заказ Даро.

Спустя какое-то время он уже спускался по узкой улочке к дороге, которая вела в Аминисо. Возле одного из домов на окраине пригорода некстати размечтавшийся Даро едва не столкнулся с отцом своего друга Атано, который держал в руках большую бронзовую пилу. Он шел, о чем-то мрачно размышляя и сосредоточенно глядя себе под ноги, потому что улочка была каменистой и неровной. Видимо, отца Атано, каменных дел мастера, направили вместе с подмастерьями распиливать большие гипсовые глыбы на ровные плиты, которыми мостили площадь перед дворцом, смекнул Даро. А труд этот не из легких, отсюда и скверное настроение отца Атано.

Приближался самый длинный день, летнее солнцестояние, начало нового года (на острове было всего два сезона – лето и зима), и в Коносо намечались большие торжества по случаю «рождения» нового миноса, поэтому дворец и прилегающие к нему территории обустраивались с великим тщанием, так как ожидался большой наплыв гостей, в том числе иноземных. Каждый девятый год своего правления в одно и то же время минос отправлялся к Диктейской пещере, где родился Дивей [11] – Отец Дня, бог неба, грома и молний, ведающий всем миром.

Не только жители Крита, но и ахейцы, и дорийцы, а также микенцы считали остров Колыбелью Богов. Ведь кроме Дивея здесь родились многие другие боги: златокудрый сребролукий Фойбос [12] , Атана Потиния [13] , богиня-родовспомогательница Эйлития, без которой не могут состояться роды, бог виноделия Дионисос, бог богатства Плутос, благодаря которому Крит процветал, богиня семейного очага и жертвенного огня Гестия, как утверждали ахейцы, основавшая Коносо (на этот счет у жителей острова были свои соображения) …А еще на Крите бог всего сущего Дивей женился на Рато [14] , что тоже добавляло острову святости и значимости.