– А ты Колюжный, Вячеслав? – вдруг спросила она.

Тот изумления скрыть не смог и сказать ничего не успел. Неволина куда-то спешила, поэтому интриговать не стала, или такая манера общения была у кинодивы.

– Видела на благотворительном концерте. – мимоходом пояснила она. – В Доме Кино… Во вторник, позвони, если свободен. Скажу, где следующая тайная вечеря.

И подала витизитку. Неодушевленный охранник распахнул перед ней дверцу машины.

– Спасибо, это интересно… – начал было Колюжный, однако звезда и слушать не захотела.

– И по поводу твоей экспедиции поговорим. – беспардонно перебила звезда. – У Рассохина на Карагаче проблемы…

Телохранитель захлопнул дверцу и сел за руль.

Вячеслав еще минуту стоял чуть ли не с открытым ртом. Года полтора назад он и в самом деле был на концерте в Доме Кино, куда его затащил отец, поскольку шла избирательная компания и многие кандидаты в депутаты занимались благотворительностью. Однако там собирали пожертвования на какую-то детскую программу оздоровления и проводила это совсем другая недавно взошедшая кинозвезда то ли с именем, то ли с псевдонимом Айнура. После концерта именитых и щедрых благодетелей пригласили за стол, но и там Неволиной, кажется, не было. Впрочем, среди знаменитых артисток она могла и раствориться, особенно не выделяя свою звездность на блистающем ночном небосклоне…

Во вторник он позвонил, намеревась утолить перезревшее любопытство по телефону, но попал на любезную помощницу, которая и сообщила адрес следующего собрания клуба. На сей раз заседали в актовом зале какого-то прежде богатого и теперь обнищавшего НИИ с облезлыми остатками былой роскоши в виде сталинской лепнины. Не смотря, что цена входного билета подскочила вдвое, народу оказалось больше: около сотни женщин, десятка полтора мужчин. Форма одежды опять полуспортивная, многие с фотоаппаратами, а две дамы установили телекамеру на треноге – стало ясно, грядет событие. В предбаннике торговали орехом, маслом, поделками из кедра и книжками Стюарта, чего в прошлый раз не было. Ко всему прочему, теперь всех пришедших регистрировали в журнал, правда, со слов, документов не проверяли, но зачем-то неназойливо фотографировали. Пока рассаживались на полу под музыку, вернее, под шумовой фон – шелест листвы, шорох хвои и крики кедровок, на подиум внесли стол, кресло и вазу с кедровыми ветками. Многие лица уже были знакомы, но тут отчего-то не принято было бурно выражать восторг встречи, поэтому все лишь кивали друг другу и Колюжный тоже кивал, выискивая глазами Неволину.

Дабы не выглядеть белой вороной он устроился рядом с мужчинами, подвернул под себя длинные ноги, чтоб уместиться на циновке, напустил суровый вид и стал ждать, по прежнему незаметно рассматривая собравшихся. Сильный пол на сей раз напоминал заседание ученого совета – седые бородачи академического вида. Выделялся только один – смуглый, широколобый и сухопарый мужик с косичкой и длинной бородой, спрятанной под рубашку, эдакий экзотический кадр, хоть в историческом кино снимай, в роли монаха или юродивого на площади. И тоже рыскал взглядом да еще что-то шептал своему невозмутимому соседу.

Вообще-то с мужами подобного вида Колюжный уже сталкивался, в конце девяностых, когда вернувшись из Англии, еще в радужный период, с помощью всезнающего отца определил направление в бизнесе – высокотехнологичные проекты, которые в последствии назовут нанотехнологиями. Родитель когда-то работал начальником прииска и был уверен, что рухнувшая советская наука, этот гигантский отвал хранит в себе столько золотого песка, что мыть его не перемыть. Обнищавшие, беработные ученые, кандидаты и доктора из оборонки и Роскосмоса потянулись к нему вереницей – те, кого якобы не выпускали зарубеж в связи со страшными подписками о неразглашении. Они тащили свои проекты, потрясали толстенными папками, чертежами, на пальцах объясняли все, от принципов получения новых видов энергии, медицинских препаратов и методики лечения смертельных заболеваний до вечных двигателей включительно. Униженные и оскорбленные, ученые мужи сильно переживали за отечественную науку и от того напоминали юродивых. По крайней мере, Колюжный так объяснил себе их сильную и страстную возбудимость, крайности в оценках и непримиримость. Четверых ученых, проекты которых показались ему перспективными, он взял на полное содержание и опекал всячески, лечил непризнанных гениев медицины в хороших платных больницах, помогал с жильем и устройством внуков в университеты. Обещали уже через полгода потрясающие результаты, однако миновал год, а их не было. Тогда Вячеслав, уже не надеясь на своих экспертов, сам попытался вникнуть в суть научных проблем и получил от подопечных неожиданный и резкий отказ. Они не подпускали к конкретике своих тем, дескать, все, что мы творим, принадлежит Родине, а не тебе, частному лицу, министерскому сынку, да еще выученному в Англии и наверняка завербованному разведкой МИ6! Дескать, если вы задумали со своим родителем хоть как-нибудь оправдаться перед Отечеством и доказать свою преданность, платите деньги и не суйтесь в тайны их гениальных изобретений.

В общем его, блестяще образованного в высшей школе мененджмента Великобритании, а вкупе с ним и отца, бывшего министра и теперь депутата, развели, как в девяностых разводили многих иностранцев. Отец никак не хотел верить, что его расчеты на золотой научный отвал не оправдались, свалил вину на Вячеслава, мол, не правильно организовал работу. В результате, практически отстранил от своего личного кошелька и года два еще недовольно пыхтел, жалея напрасно потраченные время и деньги. Но поскольку с молодости носил горделивое, приискательское прозвище Бульдозер, то сам принялся разрабатывать новую золотую жилу, связанную с технологиями.

Еще тогда Вячеслав решил, что наконец-то избавился от вездесущей опеки родителя, собрал жалкие крохи в виде незаконченных проектов по сверхпрочным и сверхлегким материалам и наладил производство снаряжения для экстримального отдыха и спорта. Выпускал все, от страховочных карабинов, байдарок и лодок до спальных мешков и рюкзаков. И тут подвернулся шанс выиграть тендер на производство облегченных космических скафандров для туристов, которых в скором времени станут пачками засылать на орбиту. У Колюжного были все современные материалы, оборудование и технологии, не хватало единственной отечественной мелочи – технологии изготовления герметичного замка-молнии, способного выдерживать космические нагрузки. Точнее, была, но оказалось уже украдена одним расторопным лаборантом, увезена в Австралию и там запатентована. Бывший лаборант теперь выпускал гидрокостюмы с таким замком, процветал, но расслабился на законопослушной чужбине и секретов своих не стерег. Вячеслав проник на его фирму, срисовал технологию производства «молнии» и можно сказать, вернул краденное своей стране.

Смуглый кадр с бородой под рубахой напоминал ему одного из дорогостоящих экспертов, которых Колюжный нанимал, чтобы разобраться в премудростях высоких космических технологий. В частности, с производством скафандров и систем жизнеобеспечения. Попутно академик занимался медициной, некими аэрозолями, аромотерапией и еще каким-то экзотическим восточным снадобьем от ожирения.

На сей раз приятное началось с первых минут: явно высмотрев его в толпе, впереди, прямо у ног, пристроилась девушка в горчичном костюме, и опять одарила искренней, открытой улыбкой. А хотела, наверное, рядом сесть, но место оказалось уже занятым: по правую руку пристроилась чахлая, болезненная женщина. Неволина так и не появилась, сколько бы он не рыскал глазами по заполненному полулежащими телами, залу. Потом свет смикшировался и погас, как перед киносеансом, люди замерли, и когда на подиуме загорелся фонарь, тот, кого так торжественно ждали, уже сидел в кресле за столом. Этот театральный прием рассмешил Вячеслава, однако присутствующие встретили Стюарта очень серьезно, не хлопали и никак не выражали своих чувств, если не считать, что некоторые женщины начали перешептываться.