Шрифт:
– Надолго уезжаешь?
– Не решила пока, как пойдёт.
– Скажешь, куда, или секрет?
– Тебе – скажу. К тётке поеду в гости, недалеко, чуть больше двухсот километров от Москвы. А ты уж присмотри тут за Димой и за моим любимым цветком в холле.
Алексей ничего не ответил на её просьбу, просто попрощался, сказав, что желает счастливого пути и что обязательно будет звонить. В момент, когда разговор был окончен, дверь со стороны пассажирского сидения открылась, и на него плюхнулась Светка.
– С кем это ты тут болтала? – спросила она, потянувшись к водителю с поцелуем. – Целую аккуратно, не дыша, чтобы не заразить тебя.
– Привет, «тайская бацилла»! Быстро ты собралась, неожиданно даже, – обнимая подругу и подставляя ей щёку, сказала Ленка. – Сто лет не виделись! – и добавила: – А разговаривала я с Коваленко.
– Твой верный рыцарь почуял, что место рядом освободилось, и теперь он может кинуться к твоим ногам беспрепятственно, по дороге никого не травмируя?
– Ну почему ты его так не любишь? Хороший же парень. Погнали?
Ленка завела машину.
– Не погнали, а начали движение. И аккуратнее! – потребовала Светлана, пристёгиваясь. – Сама знаешь, как я боюсь с тобой ездить. А Лёшу твоего не то чтобы не люблю, меня просто бесят такие тюфяки! Почти двадцать лет он волочится за тобой, вздыхая и охая, вместо того, чтобы стукнуть кулаком по операционному столу и сказать: «Бери мою руку и сердце, собирай чемоданы и поехали уже за меня замуж». Он мне всё время напоминает того страдальца из песни «Ах, какая женщина!». Ноет, что ему тоже такая нужна, а взять и сделать что-либо не хочет.
– Как ты себе это представляешь? – поинтересовалась Ленка. – Лёша Димку знает куда дольше, чем меня, и дружба для него, как не для многих в наше время, имеет вес, мало с чем сравнимый. Для Лёхи в принципе нереально отбить женщину у друга. Он себя просто уважать перестанет. А самоуважение – пунктик главный в его жизни. Такой через себя никогда не переступает – принципиальный.
– Ой, да ладно тебе! Когда сильно надо, то можно разочек и отойти от принципов. А то, всё, как актёр русской драмы, которому для поддержания имиджа всегда страдать нужно. Короче, пошёл бы он подальше! Не про него сейчас речь. Ты-то как?
– Как видишь, жива, – Ленка улыбнулась, посмотрев на подругу. – И даже очень упитанна. Представляешь, думала, стресс меня высушит, а я, наоборот, жрать как не в себя стала. Ну, и бокальчик винишка или мартини каждый вечер опрокидываю, чтобы хоть как-то уснуть. Джинсы теперь натягиваю с трудом.
– Тебе с твоим весом пара килограммов не повредит. А то, светишься насквозь, аж бесит! – сказав это, Светка скривилась в гримасе. – И что-то ты, мать, бледная такая.
– Да, что-то тошно, Свет, очень тошно. Особенно одной в четырёх стенах. Самое удивительное, Димка же в этой квартире не жил почти, а я всё равно по ночам прислушиваюсь к звукам на площадке. Всё кажется, что он вот-вот придёт, – Ленка смахнула слезу, сбегавшую по щеке.
– Поставь звуконепроницаемую дверь и спи спокойно, – пыталась шутить Светка. – Ясен пень, что в семейных траблах всегда виноваты оба участника. Но я не понимаю, подруга, как он мог так поступить!? Ты, конечно, не подарок, но жена из тебя для Димки была – отличная. Наблюдая вашу семейку столько лет, мне казалось, что вы, если не идеальная, то очень хорошая пара.
– Я раньше тоже так думала. Верила, что Димка мой – кремень. Сколько раз всякая шелупонь на себя его затащить пыталась, особенно те барышни, которые не знали, что Дима мною давно занят, – фамилии-то разные. Многие, видимо, думали, что, раз показали мужику грудь, а он её потрогал, то обязан жениться. Но, если честно, я всех этих баб, что с Димасей пытались шуры-муры водить, очень даже понимаю. Он красавцем и в молодости-то не был, а сейчас, со своим пузиком, и подавно, зато всегда в наличии: гипнотические глаза и голос, руки волшебные и просто фантастическая харизма. И срабатывает эта последовательность безотказно: сначала посмотрит на тебя, так что мурашки по коже побегут, потом скажет: «Не нужно так волноваться, всё будет хорошо», а после дотронется до любой части твоего тела своими пальчиками длинными, как у пианиста, с ноготками, до блеска отполированными. Всё! Ты сдалась без боя! И так со всеми тётками! Он, зараза, и меня в себя таким же образом влюбил.
– Эта твоя история мне известна, – смеясь, закивала Светлана.
– Знаешь, Димка мне просто всемогущим казался, – произнеся это, Ленка ненадолго замолчала, а после продолжила тише: – А тут вдруг на него свалилось это бесовское влечение, да ещё к такой… Я ведь поначалу даже не боялась. Думала, раз мы с Димой рано стали жить вместе, то, как говорят, просто не нагулялся парень. Ну, увлёкся, с кем не бывает. Поймёт, что она дура, и завяжет с ней. А завязать, в итоге, он решил со мной. Не знаю даже, что меня больше изумило: его измена или то, с кем он мне изменил.
– А может… Косьянов, наконец, детей захотел? Задумал позаботиться о наследнике силиконовой империи. Мог решить, что в твои тридцать пять первенца заводить поздновато, вот и состряпал себе продолжательницу рода.
– Не знаю. На тему детей он со мной со времён аборта не разговаривал, – Ленка тяжело вздохнула, и было видно, что предположение, высказанное подругой, больно ранило её. – Если бы дело было в детях, мог бы для начала и меня спросить. Свет, мы после первой моей беременности никогда не старались это повторить. Димка всё время предохранялся. Может, только… последние года три он позволял себе какие-то вольности… но не было даже намёка на то, что пора кого-нибудь родить. А мне и первого раза хватило, чтобы снова такой вопрос на повестку дня выносить. Глупо сегодня Диму винить, что я не родила тогда. Конечно, на этот шаг он меня подтолкнул, но решение сделать аборт я сама принимала, за руку меня в больницу никто не отводил… Да и, верни всё назад… я, наверно… поступила бы так же. Когда твой мужчина не хочет ребёнка, которого сам же тебе заделал, смешно надеяться, что малыш вырастет счастливым человеком. Но, скажи он мне… или хотя бы намекни… что настало время подумать о том, кого мы оставим после себя, я бы всё сделала, чтобы дети у нас были.