Не беспокоится лишь тот, кому беспокоиться не о чем. Глядя из окна автомобиля на дождь, не волнуешься, что у тебя нет зонтика. А если нет автомобиля, не тревожишься из-за повышения цен на бензин.

Казалось бы, раз чего-то нет – так и беспокоиться не о чем. Но в жизни происходит как раз наоборот: беспокоишься именно тогда, когда у тебя чего-то нет. А если получишь, что хочешь, так беспокоишься еще больше – ведь, не ровен час, и это можно потерять.

С одной стороны, беспокойство позволяет что-то изменить в жизни. Но с другой, нужно ли то плохое, что вообще не стоит внимания, принимать близко к сердцу?

К Пузатому Пацюку явился кузнец Вакула. – Я к твоей милости пришел, Пацюк, дай боже тебе добра всякого в довольствии, хлеба в пропорции! – сказал Вакула, кланяясь. – Пропадать приходится мне, грешному! – В чем имеешь проблему? – отвечал колдун, не подымая на него глаз. – Проблема моя такая: близко к сердцу я принимаю выражения обидные, ругательства скверные, хулу, наговоры и несправедливость. Скажет кто: «Вакула – дурак!» – я расстраиваюсь. Что мне делать, Пацюк? Как избавиться от своего душевного беспокойства?

Не подвинувшись ни одним пальцем, Пацюк наклонил голову к миске. Галушка сама прыгнула к нему в рот, и он стал ее жевать. – Что ж, Пацюк? – произнес кузнец, видя его молчание, – как мне быть? Пацюк молчал. «Поклонюсь ему еще раз, пусть растолкует хорошенько», – подумал Вакула. – Сделай милость, человек добрый, не откажи! – наступал кузнец. – Свинины ли, колбас, муки гречневой, полотна, пшена или иного прочего, в случае потребности, как обыкновенно между добрыми людьми водится. Не поскупимся. Расскажи, как не принимать близко к сердцу зло человеческое? – Есть один способ, – наконец ответил Пацюк. – Да только выполнишь ли то, что я тебе повелю? – Для того-то я к тебе и пришел, – отвечал кузнец, снова отвешивая поклон. – Кроме тебя, думаю, никто на свете не знает, как укрепить личную толерантность. Кузнец иногда умел ввернуть модное слово; в том он поднаторел в бытность еще в Полтаве, когда размалевывал сотнику дощатый забор. – Ладно, научу тебя, – сказал Пацюк. – Сделай вот что: пойди на базар. – Эге, – выразил уразумение кузнец. – Купи там половник. – Угу, – кивнул Вакула. – Затем пойди в загон, где свиней держат. – Ага, – снова выразил осмысление Вакула. – Так вот, зачерпни половником то, что в том загоне найдешь, и положи себе близко к сердцу. – Как можно? – вырвалось у кузнеца. – Ведь это же дураком надо быть, чтоб такое сделать! – А ты разве делаешь не то же самое? Не бери себе нечисть, которую тебе дают. Набожный кузнец опрометью выбежал из хаты. «Какие чудеса бывают на свете и до каких мудростей доводит человека нечистая сила», – подумал он и тотчас обрел просветление.

Беспокойство имеет одно досадное свойство – оно занимает все свободное время. Хочешь оставаться спокойным – остерегайся тех, кто тревожится. Если общаться с пожарными – станешь пожарным, с миллионерами – станешь миллионером. А если водиться с беспокойными людьми – станешь невротиком. Они сделают все, чтобы лишить тебя уравновешенности. Спокойствие, конечно, не панацея, но от беспокойства все же помогает.

Еще одно необходимое условие для обретения безмятежности – периодически выскакивать за пределы привычной формы. Поехал человек на море – и хоть бы что-то его там беспокоило. Воздух на море другой? Не в этом дело. Просто он попал туда, где ему комфортно и где можно на какое-то время забыть о проблемах. А вернулся – на свежую голову и решить их проще.

Так что же нужно для того, чтобы беспокойство стало «первейшим условием прогресса», а не первейшим условием невроза?

Пришла к Аристотелю многодетная мать. – Я очень люблю своих детей, – сказала она. – Но они доставляют мне массу беспокойств. Все время переживаю: что с ними будет? Кем они вырастут? Как их уберечь от опасностей? Так за них тревожусь, так тревожусь… Как мне обрести душевный покой? Философ ответил следующее: – Беспокоиться свойственно любому человеку. Но беспокоиться лишь о том, что нужно, и настолько, насколько нужно, и тогда, когда нужно, и по той причине, по которой нужно – это большое искусство. Тем не менее освоить это искусство способен каждый.

Чем больше банковский счет, тем меньше поводов для беспокойства. Как спокоен человек, у которого нет ничего, кроме денег!

Но и богатые, говорят, тоже плачут.

Мало тревожится лишь тот, кто способен воспринимать все происходящее в шутку.

– Ребе, может ли наступить конец света? – спросил у раввина прихожанин. – Конечно, может, – пожал плечами раввин. – Что, вот так, конец и все? – Ну да, вот так, конец и все. – А когда это произойдет? – Тогда, когда перегорит лампочка, – ответил раввин.

Беспокойство – это мысли о бедах, которые могут стрястись в будущем. А ведь мыслями мы программируем свою жизнь. Что во вселенную пошлешь – то и получишь. Что представишь – то и сбудется.

И если из будущего глянуть на настоящее, то, скорее всего, окажется, что в настоящем ничего не стоит такого уж сильного беспокойства.

Обида – это горькое переживание несправедливости, оскорблений, насмешек. Причем переживание нередко подменяется другим действием – пережевыванием.

Ребенок обижается на окружающий мир сплошь и рядом: не дали конфетку… выключили мультик… забрали планшет… Дай-дай-дай!! Не дам. Все, он обиделся.

Взрослый, собственно, ведет себя так же. Однако причин для огорчений у него гораздо больше: он обижается тогда, когда кому-то вздумалось сказать ему правду; когда что-то досталось не ему, а другим; когда никто не обращает внимания на его исключительные заслуги и его резонные требования. Обида – это результат неоправданных ожиданий. Ты твердо знаешь, как должен поступать тот или иной человек. А он, негодяй, ведет себя совершенно иначе. Как тут не обидеться?