– Вы комсомольцы! – Слова сами вырвались – с пафосом! С давних пор сохраняет убеждение. Реалии изменившейся жизни не вызвали в сознании сомнения. Пронес по жизни неизменными принципы. Жаль: прекрасные идеи о классовом единстве, дружбе народов не воплотились. Революция привнесла в Россию созидательную силу. Общая культура осталась низкой. Что поделаешь? Произошла духовная деградация. Скудеют материальные ресурсы. Бесхозяйственность. Они играют злую шутку. Отражаются на повседневности. Еще отзовутся! Идеология вела по жизни. Разве от нее враз откажешься?

Даже осознает ее определенную ущербность, несовершенство, безжизненность… Людям нужна идеология. Это моральное руководство. Принцип общежития. Материалистическая религия повседневности. Молодая женщина не прошла через политические испытания, классовые кампании. Руководствуется иным видением. Современная молодежь удивительно практична. До цинизма меркантильна. Еще горда. Самостоятельна. Открещивается от советов. Не принимает менторского руководства.

– Ну чем они помогут? – считает. – Нет чувств, привязанностей… Кто заставит жить вместе?! А общественность… иногда хуже собак! Одно прекрасно делают – выливают помои! Хихикают. Сплетни носят. Стыдно к таким обращаться. Становишься точно такой! Злой, хищной. Подобной другим! Это только моя беда-боль. Ни перед кем не унижусь. Не попрошу о снисхождении, милости.

– Почему вы так превратно понимаете помощь? – удивляется Кирилл Петрович.

– Кто вернет Андрея? – произнесла обреченно. Растерянна от возмущения, бессилия. В дрожащем голосе слезы.

– Еще любите? – Он себя хочет убедить. Само собой, ясно.

– В том-то и беда, – призналась честно. – Понимаю: недостоин он моей любви. А вот сердцу не прикажешь. Ждет, надеется…

– Он еще может измениться! – произнес сочувственно. Обнадеживает. Успокоительная ложь – жестока. Беспощадна.

– Я в это не верю, – вздохнула она. Миловидное, юное личико в этот момент помрачнело. Глубоко вздохнула. К уверенности добавилось безразличие. – В жизни такого не бывает! Уже вторая у него семья. С той! Что я, должна все разрушать? Для собственного счастья? Не верю: не склеить черепки. Ничего дельного не получится. Он тоже… Ненадежный! В любой момент предаст.

– Она тоже студентка?

– Пока еще нет. – Признание ей стоит много страданий. – Бывшая подружка. На фабрике работали в одной бригаде. Дружили со школы. Вместе приехали. Устроились ткачихами. Жили у одной хозяйки. Потом перебрались вместе в общежитие. Делились сердечными тайнами. Вот! Узнай человека! – Обида колет. Во всем разуверилась. Даже подруга поступила так подло. Кому можно верить, если такое?! Женская конкуренция, соперничество приводят к подобному трагизму. Существуют столь зловредные характеры! Узнают все тайны. Неожиданно наносят жестокий удар. Предательством усиливают хищничество. Это страшные люди! Опасные! Раскрываются в финале скандального саморазоблачения. Никакой стеснительности.

– Сколько вам лет? – Кирилл Петрович не скрывает отеческого участия. Его встревожил искренний рассказ. Будоражит. Взывает к состраданию. Требует ответной помощи. У него хватит благородства. Только конкретно ничего не решил. Услышал:

– Двадцать два….

– Вы так молоды! – произнес с огорчением-сожалением. – Почему вас не встретил в те далекие годы? Что говорю? Вас тогда не существовало на свете. Милая вы моя! Хочу, чтобы у вас все наладилось. Что могу для этого сделать?!

– Чем поможете? Да ничем! – Смешной старикашка. Такой наивный. Почти дышит на ладан – собирается помочь. В таком несчастье! – Извините за откровенность. Скрываешь, таишь в себе. Рвется само наружу. Незнакомому человеку открыла душу. Простите! – поднялась. – Забудьте! Мало у людей всяких бед?

– Нет, так не уйдете! – вскрикнул Кирилл Петрович, испугавшись собственного голоса. Зажал рукой рот. Сдерживает слова, порывы души. С сожалением посмотрел на молодую мать. На ребенка в коляске. Не разбудил! Малютка посапывает носом – сладко спит. Попросил: – Можно вас навестить? Спросите, зачем? Отвечу. Должен убедиться: жизнь с вами поступила справедливо.

– Зачем утруждать себя? – женщина уже сама не рада. Зачем открылась? Навязался старик! Культурно отбивается от его прилипчивости. Не обидеть. Уже взрослый, пожилой человек. Не хочет понять, не может? – Явитесь нежелательным гостем?

– Что вы?! – убежден совершенно в другом. – Наоборот.

– Лучше – не надо, – женщина проявляет трезвость. Сильны ее эмоции. Не всесильны. – Впрочем… Как вам будет угодно. Я пока на квартире. – На краю газеты написала свой адрес. Пояснила: – Обещали что-то выделить…

– Мы почти соседи! – Взглянул на записку – обрадовался.

– Тем лучше, – ответила спокойно, все с той же обреченностью в голосе. Глаза грустные, задумчивые… – Займу меньше вашего времени. Больше раза-двух не придете.

– Почему же? – удивился Кирилл Петрович.

– Не надо… – попросила она тихо. Сильно засмущалась. Поправила одеяльце. Совсем собралась уйти. Насовсем?!

– Вы уходите? – Кирилл Петрович спросил с сожалением.

– Пора кормить дочь! – ее пояснение звучит убедительно. – Скоро проснется. Начнет плакать… – После паузы добавила: – Сейчас живу только ради нее. Моя жизнь прожита.

– Разрешите посмотреть? – поднялся Кирилл Петрович. Подошел к коляске. Нагнулся. Взглянул на ребенка. Лицо расплылось в широкой улыбке. – У вас дочь – красавица. Вся в маму!