Шрифт:
Припарковав велосипед, за одним из решетчатых окон я смогла разглядеть Кея – маминого «непонятно что» и одновременно ее коллегу. Он был почти на десять лет моложе мамы, но отношения между ними всегда были какими-то необычными.
Я понятия не имела, были ли они лучшими друзьями, просто коллегами или… ну, чем-то большим. Моя мама никогда не говорила об этом, и я решила не считать странным, что по утрам Кей иногда стоял у нас на кухне и точно знал, где найти апельсиновый сок.
Кей скучающе откинулся на спинку стула, листая газету и поедая пончик. Он поднял глаза в тот момент, когда я прислонила велосипед к стене, и помахал мне рукой с зажатым в ней пончиком. Неловко улыбнувшись в ответ, я вошла в кабинет шерифа.
Уже на пороге меня встретил запах кофе. Когда мы еще жили в Луизиане, мама работала в подсекции Департамента полиции штата и в основном проводила исследования по криминалистике. Когда мы переехали, она освоила работу шерифа. С тех пор она делила с Кеем работу по обеспечению спокойствия и порядка в Фокскрофте. Когда-то Кей признался мне, что даже став шерифом, она не могла отказаться от самостоятельного снятия отпечатков пальцев или поиска следов крови. Даже на таких пустяках, как украденные колпачки велосипедных колес. Моя мама была особенной женщиной.
Я прошла по узкому коридору и заглянула в открытый кабинет. Кей поднял глаза от газеты и улыбнулся мне.
– Привет, Элис. Как сегодня было в Стране чудес? – приветствовал он меня тем же изречением, что и всегда. Поговорка лучше не стала, в отличие от моего настроения.
– Привет, Кей.
Я вошла в кабинет и опустилась в кресло напротив него.
– Пончик? – предложил он, сунув мне под нос полупустую коробку. С благодарностью я взяла разноцветный глазированный крендель и укусила.
– Тяжелый день? – спросил он, наблюдая, как я за несколько секунд уничтожила пончик и схватила следующий.
– Хм… – только и смогла пробурчать я, потому что не знала, как лучше подвести итоги дня. Если только не назвать его, пожалуй, «самым дерьмовым, самым странным днем всех времен».
Кей отложил газету и пончик, внимательно изучая меня своими темными глазами.
– Если у тебя появилась проблема, тебе просто нужно прийти ко мне, ты ведь это знаешь, не так ли?
Еще до того, как я успела открыть рот, он поднял руки в боевой стойке и одарил меня улыбкой.
– Если какой-нибудь мальчик доставит тебе проблемы, ты сообщишь мне, договорились?
Уголки моего рта подрагивали, пока я запихивала себе в рот последний кусок второго пончика.
– Мама случайно не приставила тебя ко мне, чтобы выяснить, что со мной не так? – поинтересовалась я.
Кей немного переиграл с невинным выражением недоумения и небрежно пожал широкими плечами.
– Может, и так. Не вини ее. Она просто беспокоится о тебе. Трудно не заметить, что сейчас тебе не особенно хорошо.
– Я знаю. И собираюсь изменить это, – серьезно сказала я.
Кей расслабился и кивнул.
– Ладно, я верю в тебя. Ты умная девочка, Элис. Ты приведешь все в порядок, я уверен. Парочку богатых снобов из интерната ты как-нибудь вытерпишь.
Он несколько неестественно подмигнул мне. Вздохнув, я и подперла рукой подбородок.
– Мама рассказала тебе о Честерфилде? Значит, она уже знает, – мрачно констатировала я.
Кей закашлялся в свой кофе.
– С тех пор, как позвонили из твоей школы, она только и делала, что бранилась, как кузнец.
– О, боже, – застонав, я закрыла лицо ладонями. – Я труп.
– Да нет, бог милостив, – с усмешкой заверил меня Кей.
Я услышала, как открылась дверь, и когда подняла глаза, мама стояла в дверном проеме и строго смотрела на нас. Ее модная короткая стрижка блестела золотом на солнце, а голубые глаза остановились на Кее. В руке она держала две коробки пиццы, откуда пахло салями и помидорами. Она откашлялась.
– Разве не ты хотел заботиться о наших запасах?
Кей беспомощно поднял руки.
– Хорошо, хорошо. Я хватаю свою пиццу и… пойду пересчитаю наручники, – сказал он, забрал у мамы одну из коробок и, насвистывая, исчез из кабинета.
Мама закрыла за собой дверь, и щелчок прозвучал, как у захлопнувшейся ловушки. Я вздрогнула, когда она опустилась на освободившийся стул Кея. Коробку пиццы она поставила между нами, как разделительную линию, и в ее взгляде было нечто среднее между беспокойством, досадой и разочарованием.
– Как ты уже поняла, мне несколько часов назад позвонили из директората, Элис, – сказала она.