Как-то утром Камилла, довольная тем, что мэтр, поглощенный работой, забыл о ней, напряженно лепила, спеша закончить портрет, как вдруг за спиной у нее раздался кашель. Она обернулась – Огюст внимательно разглядывал бюст. Она ожидала, что он безжалостно раскритикует ее работу, но он только сказ зал:

– Нос великоват, и рот слишком тонок, а глаза без выражения, но вы еще молоды, еще научитесь передавать правду, не льстя модели. Однако рука у вас верная, да и туше недурно.

Он стал уделять ей особое внимание. Подбадривал ее, поощряя закончить портрет. Те несколько минут, которые он уделял ей ежедневно, стали для нее дороже всего на свете. Но когда после нескольких недель упорного труда – так упорно она еще не трудилась – она решила, что бюст закончен, он сказал:

– Вы допустили ошибки. – Какие?

– Изучите модель внимательнее.

– Я изучила.

– Возможно, мадемуазель. В таком случае вам не удалось передать ее внутреннее содержание.

Камилла совсем пала духом и хотела бросить работу над бюстом, но Огюст не позволил. А когда сказала, что хочет помогать ему в работе над «Вратами», как другие ученики, он отказал. И посоветовал не посещать классы живой натуры, где ученики рисовали с обнаженных моделей – мужских и женских.

Это огорчило ее, а он сказал:

– У вас развивается способность лепить бюсты. Возможно, это ваше призвание. На этом и нужно сосредоточиться.

– Но вы никогда не удовлетворены моей работой!

– Я и своей никогда не удовлетворен. Камилла не поверила – об этом говорил ее пристальный взгляд.

– Именно так, – сказал он. – Вы видели мои бюсты Гюго?

– Нет. И не слышала ни об одном, мэтр.

– Они в другой мастерской. Это тайна. Они сделаны без согласия Гюго и еще не закончены, потому что я недоволен ими. Хотите посмотреть?

– Очень.

Он усмехнулся с видом заговорщика, дал ей адрес своей третьей мастерской и сказал:

– Никому ни слова. Эта мастерская засекречена, о ней никто не знает.

Страх и волнение охватили Камиллу. Впервые она почувствовала, что мэтр замечает ее и как женщину. Она пообещала:

– Никто не узнает, мосье.

– Вы меня не так поняли. Сколько вам лет, мадемуазель? Честно?

– Двадцать.

– Я гожусь вам в отцы.

«Но вы мне не отец», – подумала она и была рада, что это так.

– Мы будем там работать, мосье Роден?

– Посмотрим.

Жалкий вид мастерской неподалеку от острова Сен-Луи удивил и разочаровал Камиллу, Ей понравилось местоположение, но неприятны были грязновато-желтые стены, облупленная краска, выцветшие занавески на окнах, рассохшиеся ставни, беспорядок, кучи материала и пыль повсюду. Никакой романтики, и все, казалось, вот-вот рассыплется в прах.

Огюст улыбнулся, заметив ее разочарование, и сказал:

– Я собираюсь снять еще одну.

– Но у вас уже три.

– Будет четыре. Мне всегда хотелось мастерскую поближе к площади Италии. Это интересная часть Парижа. И там можно найти уединение.

– Но здесь можно навести порядок. Будет вполне прилично.

– Мне все равно, как выглядит мастерская. Это одно тщеславие.

– А четыре мастерские – не тщеславие?

– Мне нужен простор. В трех тесно.

– Но эта так хорошо расположена, мэтр.

– А я и ее сохраню на всякий случай. Взмахом руки он отмел ее возражения.

– При новой мастерской будет двор. Я всегда любил дворы. Подождите, покажу вам бюсты.

Обиженная его резким тоном, Камилла направилась было к двери, но остановилась – ее привлек стоящий в углу бюст. Это был гипсовый бюст прелестной молодой женщины: любопытство Камиллы было задето.

– Кто это?

– Не ваше дело, мадемуазель.

«Он настоящий тиран», – подумала Камилла вне себя от бешенства. Она чуть не умерла от стыда и унижения, но ей страшно хотелось задать ему этот вопрос.

И теперь, оказавшись в глупом положении, язвительно заметила:

– Он такой классический. Почти римский.

К ее удивлению, он не оскорбился, а просто сказал:

– Вы правы.

– Вам он не нравится? – спросила изумленная Камилла.

– Не очень. Я находился тогда под влиянием Каррье-Беллеза и думал о Марии-Антуанетте [81] .

– У нее необычайно красивое лицо.

– Моделей с красивыми лицами сколько угодно. – Он сделал нетерпеливый жест, меняя тему разговора. – Но дело не в том. Вот бюсты Гюго. – И снял влажные тряпки с обоих. – Говорите только правду. Будьте безжалостны, если нужно.