– Адлан. Мне ее жалко. Ее выкинули, как бродяжную собаку.

– А мою маму не жалко? – с жаром спрашивает Эмин. – Она ведь была очень молода, когда пришел Мурат, нанятый Лейлой убийца, и ей как барану перерезал горло.

– Ну Эмин, – Марина встала на ее сторону. – Он же ее единственный сын. Что будет с Султаном – неизвестно. Лейла осталась без семьи. Как-никак она тебя растила, кормила, заботилась, пусть и не любила.

– Боже, эти женщины! Что вы такие жалостливый? Крутите нами, как хотите. Прав ты был Адлан. Нужно было жениться на мусульманке.

– Я тебе дам мусульманку! – Марина ударила его по груди. И ойкнула.

– Больно? – заботливо спросил Эмин, целуя пальцы жены.

– Да. Накачал тут стальные мышцы. Об тебя только руки ломать.

Эмин гладил Марину по спине, его взгляд алчный жаждущий, смущал даже меня.

– Эльнур, прощайся. Нам срочно нужно домой. Вместе с ними ушел и Шамиль. Он выглядел отстраненным, погруженным в свои мысли. Не представляю, как ему сейчас тяжело. Знать, что любимую убила та, с которой столько лет прожил вместе.

Адлан выглядел ненамного лучше. Я подошла, обняла его.

– Все наладится. Ты должен знать, что у тебя есть мы, твоя семья. Мы всегда поддержим твое решение. И мы тебя любим, – Адлан крепче сжал меня в объятьях. И поцеловал в макушку.

* * *

Я прижимаю к себе игрушку зайца, смотрю на старый барак и окна, где живут мои родители. Адлан выходит из машины.

– Не понимаю, как тебе удалось уговорить меня приехать сюда? За десятки километров от дома. В твоём то положении.

– Обычное у меня положение. Я беременна, Адлан, а не смертельно больна. Мне важно знать своих родителей. Я никогда не держала на них зла. Они дали мне жизнь, а то что отказались, значит у них были на то свои причины. И я хочу знать, где росла моя сестра, узнать о ней побольше. Косвенно я виновна в ее смерти. Если бы Султану не приспичило разыграть мою смерть, она была бы жива.

– Не смей винить себя. Твоя сестра сама во все это вляпалась. У нее и без Султана жизнь катилась под откос.

Мы поднимаемся наверх. Идём по длинному коридору. Мне приходилось раньше жить в съёмных квартирах, в очень бедных. Но они, по сравнению с домом моих родителей, люксовые таунхаусы. Дверь нам открывает женщина в стареньком платье. Её короткие волосы уложены под стиль шестидесятых, глаза накрашены серыми тенями. В глазах, так похожих на мои, затаенная грусть. Она зажимает рот рукой и всхлипывает.

– Юля, дочка, – обнимает меня. Под нарастающий гул внутри, обнимаю её в ответ. Она отстраняется и вытирает серые от потекших теней дорожки.

– Да что мы стоим? Заходите, дети. Мить! Иди знакомься с дочерью! – отец более сдержан. Мнется возле меня, не решаясь обнять.

Я вхожу, оглядываясь по сторонам. Подхожу к стене, где висят старые фотографии с Ириной, моей сестрой-близняшкой. Нам так и не удалось познакомиться.

– Как жаль, что вы так и не увидели друг друга. – Тамара приобняла меня за плечи.

– А можно посмотреть её комнату?

– Да, конечно.

В несколько шагов мы преодолеваем расстояние до штор. Она отодвигает их, пропуская вперёд. Посреди маленькой комнаты стоит кровать, застеленная розовым покрывалом. На гвоздике висят плечики с коротким черным платьем, которое я никогда бы не позволила себе надеть. На полочки кубки, медали по танцам и пению. В центре висит красная лента «Мисс Химки», трогаю её, под звук голос мамы, которая спрашивает Адлана о внуке и внучке.

Сажусь на кровать, представляю, как Ирина проводила здесь время. Что у нее впереди должна была быть длинная жизнь.

Пожалеет ли Султан однажды, что совершил столько преступлений?

* * *

Звуковой сигнал возвещает об открытие двери. Иду следом за мужчиной в белом больничном костюме. Сзади слышу шаги Адлана и его недовольное сопение. Возле одной из палат сидит конвой. Я останавливаюсь.

– Подожди меня здесь, – трогаю Адлана за руку.

– Я не позволю, чтобы ты пошла к нему одна.

– Он ничего мне не сделает. Не сможет. И он просил, чтобы я пришла одна.

– Хорошо. Но обещай, что не приблизишься к нему. – киваю в ответ.

Захожу внутрь. Вижу прикованного наручниками к кровати Султана. В глазах нет больше той бравады и чувства собственного превосходства. Он выглядит постаревшим на сорок лет.

– Ты пришла, – выдыхает он. Потом смотрит на живот. – Какой большой живот.

– Да, мы с Адланом ждём двойню.