Так что точных данных у меня нет, но, по логике событий, эта плававшая под зеленым флагом публика просто не могла не видеть в греках конкурентов – а потому наверняка не раз случались лихие морские баталии, опять-таки без всякой религиозной подоплеки…

Именно тогда, как я мельком упоминал, и пересеклись ненароком пути двух участников Чесменской битвы: Алексея Орлова и турецкого капудан-паши Гассан-бея. Осенью 1770 года греческие каперы преподнесли Орлову весьма необычный «откат»: семнадцатилетнюю турецкую красавицу, плывшую в Стамбул на очередном «турецком «купце».

Уж не знаю, как поступали бравые греческие парни с пленницами «из простых» (есть у меня кое-какие циничные подозрения, но их к делу не подошьешь). Однако девушка была не из простых. Очень даже не из простых – дочь того самого капудана Гасмана-паши. Такие сюжеты встречаются не только в приключенческих романах, но и в жизни.

Вообще-то в те незатейливые времена никто бы Орлову и выговор без занесения в личное дело не объявил, начни он учить пленную турецкую красотку кое-каким русским ухваткам. Речь, в конце концов, шла не о дочери европейского адмирала, а о чистейшей воды «басурманке». Каковые и сто лет спустя считались законной военной добычей. Те, кто читал великий роман Шолохова «Тихий Дон», должны помнить: дед главного героя, участник русско-турецкой войны 1877–1878 годов, преспокойным образом привез с войны в качестве трофея турчанку (правда, окрестил ее в православие и законным образом обвенчался).

Однако Алехан проявил себя настоящим рыцарем: строго-настрого запретил своим офицерам совать нос в каюту к пленнице (в чем подавал пример), а при первой оказии отослал девушку к отцу в Стамбул, подарив на прощанье перстень с бриллиантом. Гассан-бей поблагодарил его в письме со всей возможной восточной цветистостью, а к письму присовокупил нескольких великолепных арабских скакунов (видимо, слава графа как заядлого лошадника докатилась и до Турции). Такие вот случались исторические перипетии…

В 1774 году, после заключения мирного договора с турками, русская эскадра из Архипелага ушла. На прощанье собрав на многих островах «контрибуцию» для государственных нужд – скотом, зерном и лесом для кораблей. А для личных… Подозреваю, на прощанье тащили все, что не прибито и не приколочено.

Конечно, по возвращении домой и адмиралы, и капитаны написали финансовые отчеты за эти четыре года. Но их просто-напросто отправили в архивы соответствующих ведомств, никогда не проверяли ни разу, ревизий не проводили. Так что для истории навсегда останется неизвестным, на сколько именно обогатились все, кто имел к тому возможность. Ясно лишь, что хапнуто было очень даже немало…

В царствование Екатерины II в истории отметился первый – да так и оставшийся единственным – русский морской пират. Правда, происхождения абсолютно нерусского.

Чистокровный поляк Мауриций Август Беньовский, граф (настоящий, без дураков), ввязался в очередную шляхетскую заварушку, воевал против русских, в 1769 году был взят в плен и по некотором размышлении отправлен на Камчатку. Никоим образом не на каторгу, как кто-то может подумать (ее там и не было). По тому же принципу, что действовал уже сто с лишним лет: и военнопленных, и уголовных преступников отправляли за Урал на вольное поселение – чтобы Сибирь и Дальний Восток прирастали народом. Кадровый голод в тех местах был дичайший. О Никифоре Черниговском, вместо смертной казни за убийство получившем пост воеводы Албазинского острога, я уже писал. Есть не менее увлекательные примеры. Федор Иванович Соймонов, русский военный моряк, картограф, математик и навигатор, в свое время из-за чего-то взялся враждовать с Бироном [1] . Бирон пробил ему смертную казнь, но Анна Иоанновна приговор смягчила, велела лишь вырезать ноздри и сослать в Охотск, в те времена прямо-таки край света. Позже, уже при Елизавете, Соймонов шесть лет был губернатором Сибири. Зная нравы эпохи, смело можно предположить: никто из подчиненных и не удивлялся, что обширной губернией управляет бывший каторжник, да еще с вырванными ноздрями: ну, мало как судьба человека повернется…

Должно быть, те, кто решал судьбу Беньовского, рассуждали опять-таки чисто прагматически: человек образованный, языки знает, смотришь, какая-нибудь польза и получится.

Пользы не получилось никакой. Свободолюбивый граф с самого начала взялся строить планы побега. Сушей с Камчатки бежать в те времена было предприятием практически невозможным, тем более в одиночку. А вот морем… Должно быть, у графа все же имелись незаурядные организаторские способности. В короткое время он составил заговор, в который вовлек аж семьдесят человек (таких же, как сам, ссыльных поляков, но большей частью русских, которым Камчатка тоже осточертела настолько, что они готовы были отправиться хоть к черту на рога). Все было отнюдь не по-детски: для пущей надежности граф втерся в доверие к местному начальнику Нилову и даже самым законным образом женился на его дочери. Потом эта компания убила Нилова и захватила стоявший в порту городишка Большерецка галиот – средних размеров военное судно, вооруженное несколькими пушками. И преспокойным образом ушла в открытое море.

Должно быть, среди заговорщиков были и профессиональные моряки: галиот добрался до Индийского океана, где какое-то время пиратствовал, благо торговых кораблей из Индии в Европу и обратно плавало немало, большей частью без военного конвоя, да и индусы попадались.

Сколотив кое-какой стартовый капитал, компания осела на острове Мадагаскар, до которого в то время еще не дотянулись цепкие руки тогдашних «великих держав» (кстати, в свое время планы колонизации Мадагаскара – ну вот зачем он ему? – лелеял еще Петр I и даже отправил туда два военных корабля, но они, скверно построенные из сырого леса, дальше Балтики не уплыли). Там Беньовский, по некоторым сведениям, тоже немного попиратствовал. Еще в школе, в советские времена, я листал какую-то детскую книжку. Имени автора уже не упомню, но он был безусловным романтиком и сочинил, будто Беньовский якобы собирался устроить на Мадагаскаре «Государство Солнца» – этакую вольную республику вольных людей.

Увы, исторической правде это нисколько не соответствует. На Мадагаскаре, должно быть, было не менее скучно, чем на Камчатке, – и граф решил двинуть в большую политику. Поехал в Париж и предложил там план завоевания и полной колонизации Мадагаскара (во главе с самим собой, понятно, если подкинут войска и золото). Французы по каким-то своим причинам отказались – хотя Мадагаскар уже в те времена идеально подходил на роль военно-морской базы, с которой можно было контролировать морские трассы, ведущие с Дальнего Востока и из Индии в Европу. Вернувшись несолоно хлебавши, Беньовский как-то так устроил, что местные туземцы выбрали его королем Мадагаскара, самым настоящим. Чем уж он их так обаял, не знаю.