Даринела Горянова — успешная девушка. Всего в своей жизни она привыкла добиваться сама. Она резка и прямолинейна. Ей все по плечу, кроме одного: она не умеет говорить "нeт" близким ей людям…
В тексте есть: немного юмора, обычная жизнь
Глава 1
Даринка не любила сестру. Нет, она ее, конечно, любила. Но вообще — то терпеть не могла. С тех самых пор, когда орущий комок, перетянутый розовой лентой, папа гордо внес в двери и восторженным шепотом сообщил пятилетней дочери: «Дара, смотри, это твоя сестра, видишь, какая красавица!»
— Счастливая жизнь закончилась, — пробурчала под нос Дарина и гордо ушла в свою комнату, заметив отцу, что сморщенные красные младенцы не в ее вкусе.
Кое — как пережив оруще — сосательный период домашнего монстра с частым взыванием родителей к ее спящей совести, Дара поняла, что дальше все будет только хуже. Ибо голубоглазая сестра, едва научившись сидеть, освоила самое главное по нашей жизни слово — дай! Причем произносила она его в пятикратном повторении с устойчиво неотвратимой интонацией:
— Дай, дай, дай, дай, дай!
Перед этим миленьким словцом, обладающим силой гермионовской магии, ничто не могло устоять. Только одна Дарина вполне спокойно воспринимала просительные интонации новоиспеченной сестры и равнодушно уносила в свою комнату вожделенный младшей сестрой предмет. И все было бы хорошо. Но родители, к великому сожалению, даринкиной стойкостью не обладали. В общем, всеобщая теория любви и потакания старших младшим дала свои вполне закономерные плоды. Даринкин протест, подавленный искренней и вполне заслуженной любовью к родителям, ушел глубоко в подполье, туда, куда обычно запихивает судьба все наши надежды и мечты.
К восемнадцати годам Дара вполне научилась «не доносить» домой наиболее понравившиеся ей диски, плакаты любимых групп, книги и даже кофточки, юбки, малодушно оставляя их некупленными в магазинах, или, на худой случай, тут же передаривая их своим многочисленным подругам. Так она, как вы уже поняли, берегла нервы любимых предков.
Патология?! О да! В этом Дарина отдавала себе полный отчет. Вне дома она с лихвой компенсировала комплекс старшей сестры и вела себя более чем категорично и резко, никогда ни под кого не подстраиваясь и ничего никому просто так не отдавая. Свое она выгрызала. Однако это, как ни странно, это не делало ее социально неприятной, наоборот: природное обаяние и незлобливость, а также определенная щедрость, притягивали к Дарине друзей и возлюбленных, а резкость и категоричность принимались ими за искреннюю прямолинейность и открытость.
В общем, к двадцати шести годам Даринела Александровна Горянова свою жизнь выстроила, как могла, вполне себе счастливо. Имела друзей, несколько неофициальных платонических и одного вполне реального возлюбленного. Окончив почти с отличием серьезный вуз, получила работу в теплом месте в одной весьма приличной компании по продаже всего, что только можно продать бюджетным и другим учреждениям, а также смогла немного подняться по карьерной лестнице самой, без слюнявых зажиманий в начальственном офисе. Умудрилась, не вступив в ипотеку, купить, правда, не без папиной помощи, небольшую двухкомнатную квартирку в новом микрорайоне. Понимаете?! Крутая девчонка…
С одним только так и не могла справиться эта успешная девушка — с цепким словом своей младшей сестры — ДАЙ!
Как — то раз, выиграв вполне заслуженно торги на сайте госзакупок, Даринела направилась в бухгалтерию достаточно известного в их городе предприятия, чтобы обговорить детали подписываемого контракта об отделке одного из помещений и установке в нем спортивных тренажеров. Очень мило пообщавшись с колоритнейшей женщиной — главным бухгалтером предприятия, хамоватой матершинницей, но невероятно грамотной и талантливой дамой, уже перевалившей возрастом за…, Дарина в самом своем благодушном состоянии направлялась к себе на работу. Но у порога бухгалтерии великолепная фигура в дорогом костюме, с Vacheron Constantin на руке и в итальянских туфлях ручной работы преградила ей путь.
— О нет! Я столько пафоса не перенесу, — самой себе вполголоса напомнила Дарина и, даже не поднимая глаз, чтобы потом не расстраиваться понапрасну, сделала шаг в сторону, чтобы обойти опасное, дорогое и очень крутое создание, предположительно принадлежавшее мужскому полу. Шлейф из дорогого одеколона последовал за ней, но и он через несколько секунд растворился.
Спустя две недели Дарина уже проверяла работу строительной бригады, в короткие сроки сделавшей косметический ремонт и теперь устанавливавшей в помещении зеркала.
— Сергей Леонидович! — с трудом оставаясь в рамках приличия, говорила она. — Я вам еще два дня назад сказала, что эти зеркала должны начинаться в сорока сантиметрах от пола. Мы здесь не стриптиз — бар оформляем и не комнату для приватных танцев, а тренажерный зал с зоной для хореографической растяжки. Нам нужно, чтобы от пола вы отсчитали ровно 40 сантиметров, ни 35, ни 37, ни 42, а ровно со — рок сан — ти — мет — ров! Вам показать, сколько это?
Сергей Леонидович, мужичонка лет пятидесяти, с лицом, явно не обезображенным интеллектом, зато с лихвой компенсирующий столь серьезный недостаток жизненной смекалкой и здоровой прагматичностью, отвечал вполне членораздельно:
— Эээээ, это… так…
Дарина закатила глаза, с трудом сдерживая рвущиеся наружу нормальные русские слова:
— Сергей Леонидович! Так когда вы будете их перевешивать?
— Эээээ, это… так…
Дарина не выдержала и, повернувшись к нему лицом, выдала со всей ей свойственной интеллигентностью:
— Ёб твою мать! Если ты, сучок ебучий, сегодня не переделаешь так, как я сказала, я тебе эти зеркала вместе с лазерным отвесом и рулеткой в жопу по кусочкам запихаю! Ясно?!
— Ну, это, — сглотнул Сергей Леонидович, — так бы сразу и сказали — сорок, значит, сорок. Мы не против. Сейчас переделаем.