ЖЕЛТЫЕ ИВЫ ВДОЛЬ РЕКИ

Чтобы настроить свои уши на слух Товии, Рафаил посреджством хитрых вопросов обнаружил, что людям недоступен ни рев звездного пламени, ни гром комет, ни свист ветра в пространстве. Не могли они слышать и скрипа растущих деревьев, поступи муравьев, урчания сеянцев, прорывающих почву, чтобы выпрямиться на свету.

14

– Торвальдсен на Санкт-Аннэ-Пладс любит, чтобы его называли Ваша Светлость, совсем как его хозяина-епископа.

– Смешная ты собака, Барсук, - тебе коты нравятся.

– А почему ж нет? С ним забавно болтать. Котам собаки не нравятся, потому что мы попы нюхаем, а они это презирают. Они обнюхивают рты, ты заметил? Как бы то ни было, мы с Его Светлостью голштинцем Торвальдсеном ладим. Они много чего знают, коты эти. Слух у них критичнее, чем у собак. Да и нос хороший, вот только вся их раса - такие ханжи, такая психика у них заторможенная, что, кажется, носов совсем и нет. А ты знал, что епископский приход включает Гренландию? Я ему рассказывал, как вы с Харальдом играли в чехарду вдоль всей Кёбмагергаде, а он стал чистить себе грудку и лапы изучать.

– Мальчишки, которых мы видели, когда с вокзала выходили, сказал Аллен, рыжий и лохматый, еще одну кока-колу на двоих пили за маленьким столиком в той бутербродной.

– У лохматого прическа совсем как у птенца поганки, ответил Барсук.

Предполагается, что мы примем это за панк, что скажешь? Ты им завидуешь - их одной коке, их возрасту, несомненно мятым джинсам.

– Точно что ли?

– Ну да. Вам-то с Харальдом не нужно делиться одной кокой на двоих. У вас у каждого по своей.

– Я б лучше поделился.

– Ты влюблен в Харальда?

Утка, принадлежащая розенборгскому крепостному рву, переходила Готерсгаде, остановив все движение.

– Вероятно, ответил Аллен.

– Это хорошо или плохо?

– Хорошо, я бы сказал. Очень хорошо.

– Ну вот.

– Именно.

– В гавань Розенборга направляемся никак?

– Почему бы и нет, друг Барсук?

– В самом деле.

ПАЛАТКА ИЗНУТРИ ПРИ СВЕТЕ ФОНАРЯ

Крепкий ветер обрушился на них с севера. Палатка их попыталась улететь, не успели они укрепить ее колышками на лесной подстилке. Мелкий дождик, менявший направление как на шарнирах, начался, когда палатка была уже почти налажена, а их снаряжение наполовину распаковано. Они уже сидели внутри, Харальд и Аллен, уютно и фонарь горит, когда дождем начало хлестать сбоку.

– Клевее не бывает, сказал Харальд. Долой одежду.

– Мы задубеем.

– В сухое, в смысле, пока баиньки не свернемся.

– Сардины, крекеры, сыр, шоколадное молоко.

– Кофе в термосе, как в Рангстен-Кро налили. Носки.

– Что там с носками?

– Над фонарем развесить. Сначала понюхать. Я твои, Олаф так и делает.

– На. Господи Христе, ты в самом деле, как Барсук.

– Славно. Штука в том, чтоб узнать человека, который нравится. Олаф говорит о тайных и привилегированных запахах. Рубашку.

– А это меня в краску не вгонит от смущения, нет?

– Всё сиренью пахнет.

– Жасмином. Маслом для тела, после ванны. И потом - весь день в походе ведь.

– Маслом для тела.

– Чтобы кожа не пересыхала и не чесалась.

– Какой ты все-таки еще младенец. Трусики.

– Трусики. Дай снять сначала. А я у тебя тоже должен? И если я нюхать буду, то чего мне вынюхивать?

– Положи мне сардину и кусочек сыру вон на тот крекер. Олаф нюхает, чтобы себя с ума свести, как он говорит. Но он мило с ума сходит для начала. И пиписька у него встает, все двадцать сантиметров.

– А потом что?

– Слушай, какой дождь.

16

Барабан и дудка! Гвардейцы Королевы маршировали из казарм шеренгами по три, колоннами по десять, в киверах и синей форме, ранцы на ягодицах, а их старшина вышагивал под "Есть таверна в городке".

УЧЕНЫЙ СО ЛЬВОМ И ГОРШКОМ БАЗИЛИКА

Незнакомец напротив Аллена был светловолос и подтянут. От напряженного взгляда голубые диски его глаз, казалось, слегка косили. Рукава рубашки закатаны выше локтей. Джинсы его были смяты в паху и у колен. Лет двадцати, дружелюбен, сделано в Скандинавии.

ВРЕМЯ ТОНЕТ В ОРИОНЕ

В Розенборге девушка с розовыми сосками и высокими твердыми грудками снимала джинсы среди множества загорающих - их там было что тюленей на алеутском пляже.

Треугольник дуг - ее плавки, флажно-красные, а ее приятель с пловцовской спиной и впадинами размерами с блюдца в основательно обрамленных ягодицах затянут в марлевый гульфик и подпругу. Их рты паслись на губах друг друга медленными кругами, джинсы по-прежнему не сброшены с лодыжек. Барсук потрусил обнюхать.