– Скончалась. Врачи говорят, разрыв сердца вследствие инфаркта. Наташка только что из морга звонила.

Инга молчала, не в силах вымолвить ни слова. Тупо смотрела вперед на объезжающие ее автомобили и автобусы. Ей гневно сигналили, показывали средний палец, кто-то даже не поленился притормозить, открыть окно и швырнуть в нее картонный стакан с шейком из «Макдональдса». Стакан шлепнулся на капот, розоватая жидкость растеклась по металлической поверхности, но Инга сидела, не шевелясь. Пальцы сжали пластик руля, костяшки побелели.

– Инга, ты там? Алло? – послышался голос.

Она потрясла головой, сбросила оцепенение. Затем, оглядевшись и оценив обстановку, осторожно вырулила с середины дороги и припарковалась на обочине, включила аварийку.

– Да-да, я здесь, – ее голос зазвучал хриплее обычного. – Ужас, конечно, сочувствую.

– Спасибо. За тем и искал тебя вчера. Теща звонила, рыдала, просила помочь, а чем мы ей поможем? Мы ж не врачи. Вот я и подумал к тебе ее направить.

– Жень, – перебила Инга, – а что за полоски ей снились?

– Да какая разница, – Женя опять тяжело вздохнул, – что теперь изменишь.

– Мне как сомнологу интересно.

– Говорю же, какие-то страшные, по ее словам, фиолетовые полоски, скрещенные между собой. Говорила, что боится их до умопомрачения, в дрожь бросает, если днем вспоминает сон. Две ночи подряд ей эта фигня снилась, а сегодня ночью вот…

Инга сглотнула комок.

– Никак в толк не возьму, – продолжал мужчина, – что в полосках страшного? Моей дочурке как-то раз клоун с ножом приснился, вот это я понимаю, страшно. Но полоски…

– Женя, можно, я заеду к тебе вечерком?

– Да ради Бога, тебе мы всегда рады.

– Спасибо. До вечера.

Инга отключилась. Уронила голову на руль, закрыла глаза.

– Твою дивизию… – едва слышано прошептала она и заглушила двигатель.

День протянулся изнуряющей чередой встреч, совещаний, административной работы и бесед с пациентами. Инга детально и обстоятельно разговаривала с каждым, кто приходил с жалобами на нарушения сна. Особое внимание уделяла тем, кто жаловался на кошмары, досконально выясняла, что именно снилось, как часто и что происходило с человеком в течение дня. Однако ничего необычного не всплывало. Пациенты, как и прежде, страдали от бессонницы, апноэ, сомнамбулизма и, да, от кошмаров тоже. Попался даже один пожилой мужчина с редким синдромом «беспокойных ног». Но никто из них во время бесед не упомянул ничего даже близко похожего на сверхсильное эмоциональное потрясение и ни словом не обмолвился о трех сиреневых линиях. Все как обычно, все как раньше. А сюжеты кошмаров, у кого они были, повторяли привычные общечеловеческие паттерны – падение в пропасть, черные собаки, пауки, погоня и насилие со стороны незнакомца и прочее.

Вопреки обыкновению, в этот день Инга покинула ординаторскую первой. Подчиненные с удивлением наблюдали за руководителем лаборатории, которая без пятнадцати пять побросала вещи в рюкзак, выключила компьютер и, буркнув что-то неразборчивое на прощание, унеслась прочь. Мирошниченко и Веньяминов переглянулись, пожали плечами, а Малинина осмелилась предположить, что у Кнопки, как Ингу Юрьевну за глаза иногда называли в институте, наконец завелся мужчина. Ей возразили, что на романтическое свидание люди обычно не ходят с таким каменным лицом и насупленными бровями, как у Вяземской.

Инга мчала так быстро, как позволяли условия на дороге, а они сегодня к быстрой езде не располагали: дело было не только в автомобильной толчее, но и в ливне – бесконечные потоки воды тугими струями заливали улицы, превращая их почти что в реки. Канализация с таким количеством просто не справлялась, и машинам приходилось примерять на себя роль моторных лодок.

Дворники истерично метались по лобовому стеклу, Инга скрипела зубами, обгоняя машину за машиной. Она бездумно пообещала Жене, что приедет к шести вечера, но не учла обычных для этого времени пробок, а ведь добираться придется до северной оконечности Гражданского проспекта. Не подумала, забыла. А теперь кляла себя и совершала такие маневры, за которые других водителей обычно материла на чем свет стоит.

Опоздала на двадцать минут, но приятель и не думал корить ее за это. Он открыл дверь, мрачный и ссутулившийся. В доме было тихо. Они обнялись прямо в прихожей и простояли так несколько секунд, затем разомкнули объятия.

– Соболезную, – произнесла Инга, скидывая туфли и одновременно снимая намокшую куртку. Она заметила, что скоропостижная смерть тещи тронула Женю до глубины души. Оно и понятно – с такой женщиной, какой была Ирина Владимировна, трудно, даже невозможно, иметь плохие отношения. Вряд ли на похоронах порвут три баяна, вопреки расхожим шуткам и анекдотам.

Евгений грустно покивал в ответ, жестом предложил пройти в кухню.

– Твоих нет? – спросила Инга.

– Дома. Наташка с самого утра позвонила в гримерную студию и взяла трехдневный отгул. Теперь спит, изнервничалась вся: бессонная ночь, потом полдня в морге. А Настю к соседской подружке отправили, чтобы развеялась. Для нее это тоже удар, она без бабушки и дня прожить не могла. Чаю будешь?

Инга кивнула, уронила слезу, но тотчас смахнула горячую каплю со щеки. Евгений хмуро наполнил прозрачный чайник, включил.