Шрифт:
— А те, кого мы миновали — я указал взглядом на уже пройденные десятки метров коридора — Они не жители?
— Не подумайте! Нет и намека на неравенство — взмахнул руками луковианец — Они пировали в прошлый раз и в них нет ни капли зависти к тем…
— Я не лезу в ваши правила — настала моя очередь с улыбкой поднимать ладони — Но… честно говоря, я прибыл сюда не пировать. И, если уж совсем честно, не ради той платы, что передали мне за доставку ваших соотечественников. Я преследую собственные цели. И не хочу кривить душой, скрывая их.
— И что же за цели привели сюда такого необычного человека?
— Информация — устало улыбнулся я — Новая информация.
— О чем?
— Обо всем — пожал я плечами — Находясь в таком месте… в таком мире как этот, было бы глупо отмахиваться от любых сведений, даже если они касаются странного и невзрачного черного корнеплода с белыми ростками.
— Картошка — открыто улыбнулся Панасий — Зимняя картошка.
— Так и называется?
— Если перевести на ваш язык — да — кивнул старец.
— Так можно здесь присесть? — я еще раз взглянул на квадратный столик, что втиснулся между двух широких кроватей аккуратно застеленных лоскутными одеялами — Или это чьи-то постели?
— Были чьи-то — вздохнул Панасий и трижды провел себя по щекам сверху-вниз, всегда касаясь пальцами кожи под веками, будто вытирая слезы скорби — Семейная пара. Утром умер он. Вечером ушла и она. Их личные вещи розданы самым бедным, а кровати оставлены для новых жителей. Удивительно, но ты указал на кровати, что будут заняты теми, кого ты доставил на своей необычной машине.
— Вездеход — развел я руками, не выказывая удивления — Обычный гусеничный вездеход.
Ясно, что прибывшие со мной луковианцы уже успели поведать хотя бы о некоторых деталях своего путешествия.
— Обычный гусеничный вездеход — согласился со мной Панасий и с легкой усмешкой добавил — Ты мог не трудиться переставлять машину, Охотник. Мы не покусимся.
— Доверяй…
— …но проверяй — за меня закончил старик — Хорошая поговорка. Одна из ваших. И из тех, что безоговорочно принята нами вместе со всеми тремя слоями ее глубинного смысла.
— Мы поговорим? Только вдвоем для начала.
— Садись, Охотник. Мы поговорим. Как я только что узнал, ты любишь горячий крепкий сладкий чай, соленый горячий бульон. Еще вареное или жареное мясо с жирком.
Это был не вопрос, а утверждение. Я молча кивнул.
— Отведаешь вареного зимнего картофеля? Он родом с нашего мира.
— С удовольствием.
— И стопку крепкого алкоголя? Немного — грамм сто.
— Конечно. И… хотя не знаю можно ли здесь…
— Кури свободно — ответил Панасий — Пепельницу принесу. Обычно не принято. Но даже среди нас появились курильщики. Закуривай, Охотник. Закуривай.
Так я и поступил, опустив почти пустую пачку сигарет на край стола. Подкурив, зажигалку положил туда же — как молчаливый символ моего согласия на долгий интересный разговор. Я уже понял, что Панасий настроен именно на такую беседу. Равно как и то, что он действительно обрадовался, когда я отказался от приветственного пиршества.
Я бы, конечно, не отказался бы отдохнуть за пиршественным столом хотя бы часик, но рисковать не стоит — в подобных случаях на праздничный стол отправляются продукты даже из неприкосновенного запаса. Я не собираюсь быть тем придурком, кто приходит к бедным хозяева и даже не задумываясь, сжирает их последние припасы. Меня устроит мой обычный рацион, что уже известен здешними обитателям. Плюс к этому отличным десертом или даже основным блюдом послужит долгий обстоятельный разговор…
Панасий вернулся через пять минут, принеся с собой главное — поднос с чайником и всем необходимым для заваривания, а к этому вместительную хрустальную пепельницу, что всем своим видом заявляла — я земная и сделана в СССР. Стряхнув пепел, я, глядя как старик ловко заваривает чай, не жалея остродефицитной заварки, спросил:
— Почему моя машина не удивила? Не было даже желания взглянуть.
— Если судить по описанию… примерно таких у нас два — просто ответил Панасий — Только один на ходу. И еще одна машина самодельная, но еще не собрана до конца и вряд ли будет — подходящие запчасти достать очень сложно.
Взглянув на мое изумленное лицо, он рассмеялся, едва не расплескав чай:
— Неужто ты думал, что только…
— Примерно так — кивнул я.
— Что только у тебя такая машина? Удивление на твоем лице бесценно.
— Хм…до этого момента я считал себя чуть ли не главным счастливчиков из всех, кто живет в здешних снежных пустошах. Я добыл вездеход чудом и едва не сложил голову. Но считал, что оно того стоило — подобная машина бесценна…
— Еще твои слова говорят о том, что ты сам добыл вездеход.