Вот только он боится вестника. Хотя мама говорит, что все хорошо. Что он хороший. Тодордан верил маме, но все равно пугался. Он же почти белый и с красными глазами — совсем не похож на эльфа. А как он их бил? Тодордану казалось, что они не взрослые эльфы, а как дети — слабые. Он бы уж точно так не валялся на земле, а дрался бы со всей силы, даже если бы было тяжело.

А потом вестник растоптал Ашхаю. И теперь уже третий день Тодордан ждет, что Она спустится с неба и всех накажет. Но Она почему-то не появлялась, что пугало Тодордана еще сильнее. Разве может богиня такое стерпеть? Разве не должен был вестник умереть на месте? Тодордан сжимал кулачки, злясь на маму, мертвого папу, Ашхаю и на пойманного огромного комара.

А потом он понял. А может богини… и правда не существует?

Этим же днем он спросил у мамы:

— Ма-а-м, а почему мы не ушли от него? Или не побили? Подумаешь, сильный. Надо наброситься на него всем вместе.

Мама очень странно посмотрела на мальчика.

— Опять ты решаешь все кулаками, мой Тодо, — строго посмотрела на него мама, но потом вздохнула. — Просто… у меня еще никогда не было такого сильного предчувствия. Знаю, это смешно. И перестань издеваться над бедным насекомым, Тодо!

— Предчувствие? — спросил мальчики, отрывая у комара второе крыло. — А что это?

Тогда мама лишь потеребил Тодордана по волосам. И вроде бы за эти три дня мальчик стал меньше бояться вестника, но потом пришел тролль из страшных сказок. Он говорил противные вещи и его хотелось побить. Но он сам ударил вестника толстой палкой и отправил его полетать.

Тодордан не уследил за скоростью удара. Просто «бум» и все — вестник летит, сшибая кустарник и маленькие деревца. Эльфы вокруг выглядят удивленными и испуганными. Они не знают, что им делать — бежать, или спасать своего Вестника.

Один эльф попытался убежать. Тролль мгновенно оказался рядом с ним, ухватил за шкирку, поднял:

— Йолопуки — не просто тролль. Йолопуки давно здесь и еще никто не выгнал Йолопуки. Тебя надо наказать…

Послышался противный звук, и эльф упал и больше не шевелился. Он знал этого эльфа. Его звали Бареонан. И теперь он лежал мертвым. Мальчик это понимал — он уже знал, как выглядят мертвые.

Эльфы разбежались во все стороны. Кто-то кинул кинжал, но тот отскочил от толстой шкуры тролля.

Вспышка. Господин Гил использовал заклинание огня. Тодордан прищурился, чувствуя жар на коже. А тролль только хмыкнул:

— Драник! — крикнула леди Жопа.

На страшного тролля набросился еще более страшный толстяк — его Теодордан старался избегать. Толстяк врезался в тролля и… фу-у-у-у… лопнул! Зеленая каша полетела во все стороны, распугивая эльфов. Теперь тролль в зеленой каше, дымится и улыбается…

— Йолопуки не вредит магия и кислота. Ох, как чешется, — толстяк стряхнул с лица вонючую и горящую кашу, а потом…

Вдруг заорал! Да так громко, что Тодордану пришлось заткнуть уши. Ему с большим трудом удалось устоять на месте, а не прижаться к маминой юбке.

Что произошло? Что?!

Рука страшилища лежала на земле и сжимала дубину. Из обрубка плеча брызгала кровь. Первый раз Тодордан видит столько крови.

Эльфы ахнули. Но не все. Те пятеро, что присоединились к ним три дня назад вели себя спокойно, только отошли подальше. Вот они точно боялись меньше всех. Особенно один из них — странный человек с белыми волосами.

— Молотом мне в… — открыл рот дядя гном, сидящий в кустах. — А я-то думал, хуже уже не будет.

Тетя Кентавр стояла и держала в руке лук, она целилась в великана, но пока не стреляла.

Мальчик перестал смотреть на кровь и кричащего тролля. Он перевел взгляд на вестника, оторвавшего чудовищу руку с такой скоростью, что Тодордан не сразу сообразил, как это произошло. Сначала он подумал, что она сама отвалилась.

Вестник без половины головы.

Вот теперь мальчик вжался в маму так, забыв о том, что должен быть сильным и защищать ее.

— М-а-а-м, что это? Ма-а-ам. Разве так бывает?

— Агу-агу! — орал я, пугая эльфом еще сильнее.

Ну а что? Я — черепашка-пердушка, где моя черепушка?

Мозги перестали слушаться. Потому что их не было. Тролль выбил мне часть серого вещества вместе с половиной черепа. И выглядел я теперь как давно загнивший зомби. Но не это самое страшное. В мыслях творилась такая хуета, что… сложно описать. Я вроде, как и соображал, а вроде, как и нет. Поэтому сойдемся на хуете. Мой единственный глаз херово ориентировался в пространстве и вообще воспринимал мир словно сквозь очко Асмодея.