Как писал Овидий, «времена меняются, и мы меняемся вместе с ними». Данный рассказ в некотором смысле отрицает это утверждение. Человеческая натура гораздо более инертна, нежели текучие, переменчивые обстоятельства человеческого бытия. Родители видят для своих дитятей одно будущее, а те строят его по собственным трудно предсказуемым планам. И часто совсем не с теми людьми, которые родителям кажутся «комильфо». И в жизненных коллизиях отношения часто переплетаются самым причудливым образом. Образчик такого клубка симпатий-антипатий, правды, невинных выдумок и откровенного обмана как раз и представлен в рассказе «Веришь – не веришь».
«Однако, – подумал Федор Павлович, – однако… И тем не менее, судя по всему, этот удалец и есть счастливый избранник и чемпион мира…»
И невольная улыбка – некая сардоническая гримаска – на миг оживила полные достоинства и чрезвычайно ответственные черты его лица при виде нового гостя, того самого «Шурика», как верно он догадался, о котором последнее время Белоснежка говорила с незнакомой дотоле интонацией, с подозрительным и совсем не девичьим прихрапыванием.
«Так вот он какой… – Федор Павлович облегченно вздохнул и еще раз оглядел вновь прибывшего с головы до ног. – Смешной… А какой рыжий?! Надо ж таким рыжим уродиться…»
Левой согнутой в локте руке Рыжий сжимал за горлышко бутылку «Наполеона». Он держал ее, словно огромную печать, и казалось – дай ему время оглядеться, прийти в себя, разобраться что почем, и он немедленно чего-нибудь припечатает. Припечатает – и думать не будет!
Кисть правой руки располагалась в боковом кармане куртки; было похоже, что он осторожно снимает с предохранителя пистолет.
Общество за столом также с большим интересом освидетельствовало Рыжего и приступило к подготовке проекта решения.
Оленька-дружок: «Какой он рыжий! Просто ужас какой-то… И глаза – нахальные. Все рыжие нахалы… А вообще – ничего».
Киска-Милочка: «Глаза-то зеленые, как у кошки, просто ужас! Глаза зеленые, а сам рыжий. С ума сойти, просто выноси раненых!.. А вообще – ничего».
Дедушка (дедулька): «Те-те-те… С бутылочкой пожаловали-с… А вот костюмчик надеть-то забыли! Забыли, голубчик-спортсмен!.. Какой смелый… Первый раз в доме – с бутылкой пришли-с… А галстучек надеть не догадались.... день рождения все же-с. Нда-а…»
Плейбой Толик: «Неплохо хлопец выступает, ей-богу, чудесный дебют!»
Вера Ивановна: «Ну чего он там стоит? Садился бы уж…»
Виталик: «Странный тип… Может, родственник какой?.. Вкуса, конечно, бездна! Надо ж додуматься, «Наполеон», приятный подарочек для второкурсницы, ничего не скажешь – угодил…»
Белоснежка: «Сумасшедший… коньяку припер. Представляю, что сейчас дедулька думает, те-те-те… Хоть бы причесался. Какой же он все-таки рыжий!»
«Надо же так налететь!.. – думал тем временем рыжий молодой человек. – А кто мог знать? Абсолютно новый аппарат, сам ящик открывал… Один шанс из тысячи… Тьфу!»
После этого мысленного «тьфу» Рыжий почувствовал долгожданное облегчение, пистолет поставил на предохранитель, извлек из кармана нарядную коробочку и передал ее в руки довольной и даже покрасневшей от удовольствия имениннице. И чмокнул ее в щеку.
– Негодяй, – сказала Белоснежка, – разве можно так опаздывать?!
«Можно, – подумал Виталик, – вот сумел же человек».
– В последний раз, – пообещал Рыжий.
«Очень-очень может быть», – тонко улыбнулся Федор Павлович.
– Шура, – представила гостя Белоснежка, – прошу любить и жаловать.
– Штрафную опоздавшему! – выкрикнул плейбой Толик и потянулся к графинчику.
«Этот не откажется… те-те-те. Видно птицу по полету-с....»
«Надо же – новый аппарат…»
– Штрафную ему! – велела именинница и усадила Рыжего на свободное место рядом с плейбоем Толиком.
– Да-да, – не стал ломаться Рыжий, – обязательно штрафную, я, собственно, ради нее и припоздал.
– Ха-ха-ха, – засмеялись Киска-Милочка и Оленька-дружок, а про себя подумали: «Ай да Рыжий! Молодчина Рыжий!»
Рыжий Шура шепнул на ухо заботливому Толику какие-то слова, и на симпатичном лице плейбоя отразилась бегло проигранная гамма его душевных состояний: величайшее расстройство, почти горе, всемерное сочувствие, короткая стадия смутных догадок, внезапное прозрение и, наконец, решительное одобрение. И, когда дело дошло до одобрения, плейбой Толик немедленно налил Рыжему полный фужер шампанского.
Федор Павлович иронии сдержать не захотел. «Скажите на милость, – открытым текстом говорила его улыбка, – какие мы аристократы!.. Ах, ну да, ну да, режим, как же…»
Рыжий Шура встал, извинился за опоздание, произнес недлинный, очень корректный тост за здоровье именинницы и выпил свой фужер до дна.
Белоснежка слушала рыжего удальца с нескрываемым удовольствием, не сказать с наслаждением, внимательно глядя ему прямо в рот, будто он не говорил, а… ну, положим, пел прекрасную неаполитанскую песню, и едва не захлопала в ладоши, когда он проделал трюк с фужером шампанского.
«Э-э… – подумал Федор Павлович, который все это прекрасно видел, потому что скосил глаза и наблюдал, – девочке нужно помочь разобраться». Он скосил глаза еще сильнее, и тогда в поле зрения попала нарядная коробочка.