Шрифт:
– Я подозреваю, что меня повысят, – Злата вручила Саше половинку шоколадной фигурки. – Угощайся.
– Переведут в отдел логистики? – присвистнула Саша.
– Круче, – Полозова доверительно понизила голос, – Демьян сказал, что моя кандидатура рассматривается на роль Снегурочки.
– А мы разве не Снегурочки?
– Нет, глупенькая. Это только униформа. Настоящую Снегурочку Хозяин заберет с собой во внешний мир.
«Внешний мир», – посмаковала Саша заветные слова. Слова взрывались праздничным фейерверком, были слаще шоколада и пьянили лучше любого шампанского.
– Но… тебе ведь нравится в Сокровищнице?
Злата фыркнула:
– Всем нравится. Но надо расти. И я с детства мечтала прокатиться на оленях.
Завистливые дети получат по шее, – предостерегла себя Саша.
И зажмурилась, когда Злата вновь обняла ее.
Ночью Саше снилась елочка, увешанная частями человеческих тел. На гирляндах внутренностей крепились отсеченные кисти, ступни, носы и белокурые скальпы. Елочка кровоточила, и кровь капала в сугроб. А вокруг водили хоровод серые снеговики, щелкунчики с медвежьими капканами челюстей и облезлые, поеденные клещами белки.
Саша проснулась в поту, до утра лежала, пялясь на разноцветные каракули.
Пришла зима, и снег занес беседку по крышу.
Саша выкурила дневную сигарету, нервно вертя список. В нем значилась мягкая игрушка для Алены Арсеньевой. Саше опять придется побывать возле упаковочного цеха.
Она гадливо поморщилась.
Колокольчики предупредили, что перерыв заканчивается, и двери автоматически закрываются.
Как в метро, – подумала Саша.
До слез хотелось ощутить специфический аромат подземки. Бесцельно ездить от станции к станции в толпе обычных пассажиров.
Она потушила окурок и побрела в полутьму величественной Сокровищницы.
Начальство не восторгалось Сашиной работой. На неделе ее отругали за пассивность во время молитвы, а каминный носок пустовал с октября.
Секретарша как-то поведала ей о наказании для провинившихся сотрудников. Намекнула, зачем начальник охраны носит с собой березовые розги. Злата сказала, что это чушь, но розги долго преследовали Сашу в кошмарах.
Из бокового коридора вышла, соря снежком, пожилая женщина. Старшие должностные лица имели универсальные ключи, а женщина была главным товароведом. Ее звали Римма Липольц, милая, как бабушки с открыток, она неоднократно заступалась за коллег.
Товаровед заперла дверь и спрятала в карман шубки магнитную карточку. Саша догнала ее у макета мельницы.
– Здравствуйте, Римма Михайловна!
– Здравствуй, доченька. Видала, что на улице творится? Метель, буран. Студенец к нам раньше срока летит. Ты в отдел игрушек? И я туда же. Железную дорогу инспектировать. Загадали ее у нас.
Саша с облегчением присоединилась к женщине.
– Забот нынче непочатый край, – жаловалась Липольц. – Накануне всегда так. Писем – океан и маленькая речушка. Из одного Устюга тридцать тысяч. А есть еще Архангельск, Мурманск, Чунозеро, Лапландский филиал. И это не считая электронной почты. Ясно, что без Снегурочки Хозяин не справится, околеет в пути.
Саша вежливо поддакнула товароведу. Чем ближе они подходили к задней стене склада, тем холоднее становилось, и Boney M пели «Mary’s Boy Child» будто из-под толщи снега.
Кусочек льда откололся от потолка, упал на вертеп, прямо в колыбель с младенцем Иисусом.
– Ну-с, – Липольц склонилась над железной дорогой, – как здоровье, товарищ Чухчух?
Стараясь не обращать внимания на вход в цех, Саша подошла к стендам. Улыбнулась, сняв коробку. Ослик Иа был ее любимым персонажем. Такой же грустный и одинокий, как она сама.
Игрушечный поезд двинулся по рельсам, набирая скорость. Вспыхнули семафоры. Ожили шлагбаумы.
Саша прикоснулась к штрихкоду.
В кинотеатре ее мозга зажужжал проектор.
Она увидела крошечную девочку, прижимающую к себе ослика, потому что у всех на свете должны быть друзья. Она увидела, как крошечная девочка посасывает пуговичку глазика. И пуговичка, вот незадача, отрывается.
Ерунда, – подумала Саша, – мама пришьет ее обратно.
Она не сомневалась, что у крошечной девочки славная мама.
Где-то стучат колеса поезда, бормочет старушка…
Крошечная девочка (стой! – мысленно закричала Саша, – прекрати!) глотает пуговицу.
Мордашка крошечной девочки стремительно краснеет, а потом синеет.
Она издает ужасный свистящий звук и тянет ручки к горлу.
Крошечная девочка у…
Ми…
Саша выронила коробку.
– Что с тобой, доченька? – нахмурилась Римма Михайловна. – Ты белая, как пломбир!
– Малышка… задохнулась… то есть задохнется.
– А-а-а, – смекнула старушка. – Подарок-то меченый!