Шрифт:
Дослав патрон в дробовик, я чуть помедлил, прислушиваясь к молчаливому частому топоту ног – застигнутые в разных частях лагеря надсмотрщики торопились вернуться на центральную площадь. Один из них пробежал мимо, увидев меня, посеревшего от грязи, слишком поздно и с тонким визгом высоко подпрыгнув.
– Беги дальше, сука – поморщившись, буркнул я и перепуганный гоблин поспешил воспользоваться шансом.
Пожав плечами, я выпрямился и… замер, наткнувшись взглядом на вытекшего из-за поворота… кого-то… длинный грязно-белый плащ с редкими черными разводами скрывал очертания фигуры, но я увидел винтовку, чей ствол как раз направлялся на… Замершая фигура помедлила, пялясь на меня чернотой капюшона, в которой поблескивали линзы защитных очков… секунда… и плащеносец бесшумно утек, двинувшись в обход. Вот и встретился с тем, кто сумел достать меня дважды.
Ладно…
Усмехнувшись, глянув на прикрывающие раны повязки, я зашагал по улочке, двигаясь к берегу.
Выскакивать на берег как гоблин из жопы мира я не стал.
Если я отмечаю Смакендритт с тесаком и дробовиком, кто-то другой и говорливый может праздновать с пристрелянной винтовкой.
Поэтому я задержался за окраинным рядом пыльных тентов, добравшись сюда ползком – чем ближе к краю, тем ниже и уродливее эти пристанища, собранные из всего что только попалось аборигенам под руку. Куски дырявого пластика, рваные автомобильные покрышки, камни, хреновые глиняные кирпичи и пучки сухой растительности. Все это в высоту достигало максимум пояса среднерослого гоблина. Лежа на исцарапанном животе – зацепился за сухие колючки – я огляделся и увидел лишь одного здешнего жителя. Неподвижный старик с минуту пялился на меня мертвыми тусклыми глазами, прежде чем осознал, что ему это не чудится. Изучив кровь на моих повязках и злой грязный оскал на моей харе, он дрожащей рукой протянул мне кусок какой-то зеленоватой хрени с черными вкраплениями. Что-то вроде хлеба? А может кусок дерьма здешних подводных тварей… Мотнув башкой, я отказался от угощения, и старик тут же спрятал его обратно в пыльные тряпки, что кутали его странно изломанные тощие ноги.
– Я выдержал сто… – голос старика шелестел как крылья мертвой птицы, падающей с неба – Я выдержал сто ударов… я выжил…
Услышав слабый стук двигателя, я чуть наклонился, глянул в узкую щель полную солнечного обжигающего света и увидел подходящую к берегу баржу. Ага…
– Я выдержал сто…
Кивнув, я дернулся в сторону, сдернул одну из свисающих с тряпок и внутри соседнего «вскрытого» мной убежища обнаружил присевшего на корточки худого длинноволосого гоблина с тесаком в руках и ножом на поясе. Одного удара хватило, что притаившийся ушлепок рухнул на песок и задергался, пытаясь заставить грудь расшириться и загнать внутрь хотя бы глоток воздуха. Содрав с него нож, я рывком приподнял хренососа и подтащил ближе к границе поселения.
– Я выдержал сто ударов арматурой – прошелестел за нашими спинами старик.
– Гулп! Гулп! – задыхаясь выдохнул пленник. Его выпученные и наливающиеся кровью глаза молили о пощаде, но в то же время правая рука пыталась вбить мне тесак в ребра. Отбив его оружие, я успокаивающе улыбнулся и сказал чистую правду:
– Отпускаю – произнес я, вздергивая добычу на ноги и нахлобучивая ему на голову свою шляпу.
Развернув за плечи, пнул в жопу, вышвыривая на прибрежный солнцепек. Пусть живет…
Резкий треск… над подошедшей почти вплотную баржей поднялся едва заметный дым… отпущенный мной гоблин рухнул на колени и схватился за выросший из яиц стальной шип. За его пробитой насквозь жопой лязгнул раскрывшийся зонтиком наконечник гарпуна. Последовал рывок приделанного к штырю троса и гоблина потащило в море под гул набирающей обороты лебедки.
– А-А-А-А! А-А-А-А! – над побережьем зазвучал протяжный запоздалый вой – А-А-А-А…
– Охренеть – буркнул я, наблюдая за происходящим из палатки шелестящего старика – Ты видел? Хера себе вы тут от глистов чистите…
– Я выдержал сто ударов… Замрод был справедлив… так сказали люди… я выдержал сто ударов…
– А чего не отомстил? – поинтересовался я, глядя, как орущего гоблина затаскивает в океан.
Секунда… и в бьющееся в волнах тело вцепились сначала осклизлые вспухшие руки, а затем и зубы здешних падальщиков. Лопающаяся расходящаяся кожа, обнаженное мясо, льющая на белесые жадные хари кровь… шесть когтистых пятерней дружно растягивают в стороны ягодицы, наружу лезет требуха…
– Не жрать, суки! – усиленный микрофоном голос с баржи отличался от того, что сделал мне приглашение поговорить – Это моя добыча! Не жрать! Отплачу крабовым мясом! Не трогать! Я убил Влупа! Я убил Влупа! Я отомстил!
– Замрода не так легко убить – старик уставился на меня, его челюсти механически двигались, перекатывая в слюнявом рту крохотную зеленую крошку – Я выдержал сто ударов… у Замрода два сердца…
– Ну да… а жоп сколько?
– У него глаза на затылке…
– Ага…
– Он быстр… очень быстр…
– Чем еще напугаешь, старик?
– Я выдержал сто ударов… Меня держали четверо… Замрод бил… мне бы достать хоть одного – и титановые врата рая откроются предо мной без скрипа… я нащупаю мягкие сочные сиськи небесной девы…
– Ага… так достань…
Продолжить интересную беседу не дали – над водой зазвучал переполненный злобой рык:
– Кепос! Сука! Кто разрешил?!
Второй оратор не замедлил с ответом и на этот раз я услышал в его голосе не ярость и радость, а испуг насравшей на рожу спящего хозяина собаки, что знает – наказание неизбежно:
– Он убил мою Тувочку! Убил Тувочку! Я отомстил! Мое право! Мое праздничное право!
Щелк…
Этот странный звук нельзя было обозначить иначе… он пришел в уши именно резким щелчком кнута… И в ту же секунду виднеющаяся над баржей голова крикуна взорвалась или даже лопнула как спелый гнойник. Обезглавленное тело взмахнуло руками и рухнуло за борт. Над водой поднялся и закачался у борта пустой гарпун с редкими мясными лоскутами.