На шкафу позади стоял развесной сахар в пакетах разного формата, соль в белой картонной пачке с синими буквами и бело-жёлто-оранжевые пачки соды.

Все цены в магазине были с копейками, которые, очевидно индексировались в зависимости от спроса и себестоимости товара и бережно отсчитывались местными жителями из кошельков или обрезанных кефирных пакетов, вопреки городским тенденциям, где в супермаркетах копейки округляются в меньшую сторону, чтобы сократить инкассаторские издержки на пересчёт и вывоз мелочи.

Самой молочной продукции в магазине как ни странно не было, возможно из-за того, что у каждого жителя был дойный скот или знакомый, которым этим скотом обладал.

Другой холодильник был пристанищем для вяленой и копченой рыбы, цены которой и характерные небрежные дырочки около хвоста или у жабр указывали на то, что рыба если не из местной речушки, то уж точно из соседней.

Два вида водки с бумажными этикетками без акцизных марок и один сорт честного двухзвёздочного коньяка, который тем не менее был важным гостем и, очевидно, ждал дня рождения кого-то из местных, кто гордо поставит его во главу стола завершали ряд крепкого алкоголя в магазине. Свадьбу в этой глуши никто справлять не будет, так как молодые все уедут в город, а если кто из них и приедет из города, то привезут бутылки за тысячи рублей с собой, которые местные жители врядли отличат от коньяка за 400 рублей. На похороны коньяк не пьют, поэтому остается только день рождения, или какой-то народный праздник.

Два вида пива светлое и тёмное в полуторалитровых бутылках. Так же на пивном шкафу висели две таблички «ХОЛОДНОГО ПИВА НЕТ» «РАЗЛИВНОЕ С ЗАВОДА В ПОНЕДЕЛЬНИК ПОСЛЕ 14:00»

Дальше шли крупы: гречка, геркулес в желто синих пачках, где изображены идущие по полю светловолосая девушка и парень, манка, горох, перловка и рис.

В морозилке тряслись два вида мороженного – вафельный рожок и стаканчик, которые выглядели то ли пару раз переразмороженными то ли просто помятыми. И расфасованные по целлофановым пакетам котлеты, пельмени и рыба, обмотанная пищевой пленкой. Исходя из того, что рыба выглядела «деревянной» можно было понять, что температура хранения мороженного в данном случае является сопоставимой, и неизбежно приводить к выделению льда из молочной смеси.

Чего в магазине было действительно много- так это того, что долго хранится – консервы были всех видов, начиная от нескольких сортов тушенки, сайры, горбуши, мяса цыпленка в собственном соку, кильки, шпротов, бычков в томатном соусе, кильки в такой же среде, селедки, икры заморской баклажанной, кабачковой икра и, что удивительно для данного магазина – вяленыех в масле томатов.

Хозяйственный отдел помимо скудно предсталенных приборов имел у себя в ассортименте два порошка «ЛАСКА» и «АИСТ» для ручной и машинной стирки, соответственно и пирамиду коричневого хозяйственного мыла с указанием % жира. Точно такую же пирамиду обычного мыла без упаковки, с тем лишь отличием, что хозяйственное было прямоугольным и коричневым, а обычное мыло было с гладкими углами и белым. Один вид зубной пасты в алюминиевом тюбике.

Единственным современным в данном магазине был стенд, стоящий рядом с кассой, на котором красовались разноцветными упаковками шоколадки и жвачки. Там же около массивного кассового аппарата стояли весы, покрытые пакетом, закрепленного скотчем.

После путешествия в прошлое они обернулись и пошли на улицу, около двери висели еще две таблички, которые, очевидно играли роль билбордов, на одной значился номер продавца комбикормов и мяса, а на другом была лаконичная надпись «есть зил – привезу всё». Продавщица, не обратившая внимания на их приход ровно так же и не попрощалась с ними, лишь изредка сдувая спадающую прядь волос на потеющий лоб, в помещении в котором ей предстоит пробыть ближайший день, которое, несмотря на открытую дверь и дверь заднего двора не продувается практически никак. В эти двери, помимо местных и кота забредают только мухи, наиболее жадные из которых остаются на свисающих с потолках лентах навечно.

Выходя, они чуть не столкнулись со старушкой, которая вышла из соседней двери, находившей в тени предбанника и перечитывающей только что полученную пенсию. Сгорбленная старушка ойкнула от испуга.

– Извините. – сказала она безропотно и слегка шепелявля.

– Это вы нас извините. – сказал Виктор

– Ну что вы, это я тут копошусь всё. – сказала она и опираясь наощупь одной рукой, слегка причмокивая губами побрела в магазин, волоча за собой тележку, у которой забились или сломались подшипники в одном колесе.

Вид этой безропотной и всепринимающей безнадежность происходящего с ней и с её местом в мире несчастной старушки создал гнетущее состояние, вырвав из безмятежности того мира, в котором они пребывали. Они сели в машину и поехали домой, чтобы хорошенько выспаться.

– Всё равно это было чудесное путешествие. – сказал Виктор, при въезде в Москву.

– Да. От того, что сейчас немного грустно, это даже кажется еще ярче. Я обязательно хочу еще чего-то такого.

– У нас впереди весь мир! – улыбнулся Виктор, слегка задумавшись о своем материальном положении, но восхищенным всем происходящим.

Алёна надела на голову фиксатор с камерой: в область тянулись пробки, в то время как в сторону Москвы было свободно. Пара мобильных постов ДПС, занятых очередной спецоперацией, около которых Виктор законопослушно сбавлял скорость, лишь оценивающе всматривались к ним в окна, но так и не стремились остановить.

– Возьми, пожалуйста, в бардачке папку, найди там путевой лист с сегодняшним числом и поменяй его местами с тем, который сейчас лежит сверху. – сказал он, опомнившись во время очередного поста. Алёна взяла папку, заменила путевой лист и продолжила смотреть на улицу. В Москве по улицам катались поливалки, создающие пробки на пустых дорогах. Ехали они рядами, так что обогнать их не было возможности.