– Мне просто нравится смотреть на звёзды по вечерам, а ещё некоторое время я интересовался древнегреческими поэтами. Это было во времена, когда я ещё учился в школе. Меня в целом привлекает что-то необычное. То, что было до нас. В мифах всё-таки есть доля правды, и я считаю, что это весьма интересная тема для изучения. Их обычаи, времяпровождение, достижения. Без них не было бы и нас. Не было бы того прогресса, которого мы достигли. Поэтому историю наших предков нужно помнить и передавать из поколения в поколение как наследство.

– Ого! Это так необычно в наши дни, ведь многие не то что не интересуются, большинству плевать на историю и культуру наших предков… и кто твой любимый поэт?

– Ну-у, на самом деле их двое. Гомер и Архилох. Первый создавал невероятные образы, интересные сюжетные линии, записывал много цитат. А второй немного отличался от него. Архилох был первым в мире народным поэтом. Он понял, что людям нравится простой язык, а также личная жизнь автора со смешными ситуациями и особыми цитатками. Если проще сказать, то у него были свои фишечки, что цепляли простой люд. Таковы и были его стихи в жанре: «За гуманизм и дело мира отважно борется сатира». Понятное дело, что вскоре его творчество стало популярным среди народа, – оживлённо рассказывал Финн.

– Это так интересно… – мне нравилось слушать его рассказ, ведь он вкладывал в него всю душу, пытаясь передать свои эмоции. Он наполнял свою речь живыми чувствами. Было такое впечатление, что он буквально жил в той эпохе и находился рядом с поэтами.

– А, вот, смотри! Это же комета летит! Быстрее загадывай желание, и оно обязательно сбудется.

– Но это же чушь. Я в такое не верю, – начала протестовать. Я была реалистом и не верила во всякие приметы и прочую чепуху. Мне нужны были факты, по которым можно было проверить правдивость слов человека. Я вижу и знаю, на что реально способна. Да, раньше мне очень нравилось фантазировать, но в итоге, что мне это дало? Абсолютно ничего. В моей жизни по-прежнему ничегошеньки не изменилось, если это, конечно, можно так назвать, а не просто существованием. Какой смысл питать себя ложными надеждами, чтобы потом расстраиваться, не получив желаемого, и думать, почему же мир так несправедлив по отношению ко мне. Это приводит только к бесконечному кругу страданий, поэтому я решила отказаться от подобного хотя бы даже ради того, чтобы мне не было вновь больно и обидно. На первый взгляд это может показаться странным и весьма эгоистичным, но я перестала больше думать о людях, ведь здесь и сейчас существую только я. Нужна ли была хоть кому-либо моя сущность, когда для меня это было важно? Нет. Тогда какой смысл волноваться за тех, кому я безразлична? Все чувства, эмоции, наши действия, которые мы направляем на людей не просто так. Мы все чего-то ждём. А это «что-то» и есть отдача. Ведь никто не желает зря тратить свои силы и время впустую на человека, который этого не хочет, а лишь использует в своих целях. Никому не нравится бежать за паровозом, который, несмотря на все твои отчаянные крики и быстрый бег, уезжает, набирая скорость. В любых отношениях, романтических или нет, один из Вас будет паровозом, а другой – обычным человеком. И кто за кем бежать будет – дело случая. Но можно ведь и двигаться навстречу друг к другу. Шаг за шагом, быть всё ближе. Приятно, ведь так? Не нужно будет больше махать руками, кричать вслед: «Стой, подожди!», бежать, пока не закончится дыхание, а в ответ слышать лишь шум от трения металлических колёс о железные рельсы и прощальное «Туту-у». Рано или поздно всё-таки придётся сдаться. Либо сойти с рельс и забыть об этом навсегда, либо остаться на них и ждать. Но чего именно и стоит ли оно того, решать именно Вам.

– А ты просто доверься мне и загадай желание, вот увидишь, оно сбудется, – он мило улыбнулся и посмотрел мне в глаза. Я решила послушать его дурацкий совет и таки загадала желание, – А знаешь, какая здесь самая лучшая звезда? – через несколько мгновений продолжил он.

– И какая же? – с интересом спросила я.

– Это ты. Ты самая яркая и красивая звезда здесь.

– Что? Нет, да ты шутишь, – ответила ему со смущением.

– Я серьёзно. Мне нравится сидеть с тобой и рассуждать, хоть и знакомы мы не так долго, – он снова посмотрел на меня своими большими невероятными глазами, – Как так получилось, что ты можешь коснуться предмета, а меня нет?

– Ну-у, поначалу я вообще не могла ни до чего прикоснуться, но, попрактиковавшись, смогла трогать некоторые вещи, а потом и животных, что иногда забредали сюда спрятаться от дождя или жгучего солнца.

– То есть ты всё-таки можешь меня коснуться? – с надеждой задал вопрос художник.

– Я думаю, это возможно. А что? – вдруг спросила я.

– Если это достижимо, тогда дай мне свою руку, – он поставил ладонь так, чтобы я могла до неё дотронуться. Сначала медленно подняла свою руку и кончиком указательного пальца попыталась коснуться его ладони, но он просто прошёл сквозь парня, будто через воздух. Тогда я попыталась снова и снова, но всё было напрасно. Меня это начинало раздражать.

– Нет, не смогу. Похоже, это нереально, – я решила бросить эту затею. Так же, как это было с мечтами, – я легко избавлялась от своих замыслов. У меня существовало такое правило: «Если что-то не получается, значит не моё и нужно прекращать этим заниматься». На самом деле, подобных правил у меня было много.

– В мире нет ничего невозможного, так что сосредоточься, пожалуйста, и попробуй ещё раз. Я знаю, у тебя это получится, – его уверенность каким-то волшебным образом передалась и мне. Я сделала глубокий вдох, закрыла глаза и снова попыталась коснуться его. На этот раз, почувствовала тепло его мягкой ладони и открыла глаза. Финн нежно улыбнулся и, взяв мою руку в свои, поцеловал кончики моих тонких пальцев. В этот миг всё как будто остановилось, остались только мы вдвоём и звёзды в ночном небе. Даже тихий ветерок, что был ранее, перестал поднимать вверх мои волосы, что щекотали мою бледную кожу на лице. Он оставил после себя только сладкий, дурманящий голову запах цветущих деревьев, что росли неподалёку. Не мигая, я смотрела в глаза художнику. В них отражались все эмоции, которые нельзя описать словами. Он смотрел на меня так, как никто другой. Мне показалось, что я с этим парнем уже давно знакома. Будто наши души уже пересекались ранее, несколько веков назад. Казалось бы, я знаю его самую малость времени, но мне уже хорошо, спокойно. И сердце, безудержно стуча, подсказывает – «он не предаст и не обманет». Мы ещё долго так лежали, неотрывно смотря друг другу в глаза, наслаждаясь этой волшебной ночью, пока крохотные солнечные лучи не начали освещать сонное небо.

– Белль, – вдруг прошептал художник.

– М?

– Мне пора идти, скоро мать придёт с работы, а я не хочу, дабы она узнала, что меня целый день не было дома. Мама не должна лишний раз за меня волноваться. Ей и без этого трудно.

– Да, конечно, но пообещай, что вернёшься. Я хочу тебе кое-что показать. Для меня это… важно.

– Я обещаю, mon ch'eri 5 , – он ещё раз поцеловал кончики моих пальцев и тихо ушёл, оставляя после себя приятные воспоминания о прошедшей ночи, что навсегда останутся в моей памяти…

«Двадцать первый век.

Романтики в нём нет.

Здесь только пошлость, злость и

интернет.

Люди ценят только звон монет и

свой бюджет,

Не понимая, что есть польза, а

что вред»

Тихон Романовский

Прошло два дня с того момента, как я и Финн провели ночь на крыше, рассматривая звёзды. После он не приходил. Время здесь тянулось гораздо медленнее, чем может у обычных людей. Я носилась по заброшенному зданию, как хорёк в клетке, и вслушивалась в каждый шорох. А вдруг это он? Может, Финни уже пришёл? Нет, не он. Нет, не пришёл. Глупышка, конечно же, он не пришёл. Да кому я вообще нужна? А может, у него какие-то проблемы? А может, с ним что-то произошло? Нет. Финни точно дал бы о себе знать. А я же поверила ему, открыла свою душу и чуть не рассказала о самом главном… Почему все люди так поступают? Почему так поступает он? Как говорится в народе: «Надежда умирает последней», но где же её взять? Она уже давно для меня умерла, но Финн… Он дал мне её, а теперь забрал! И почему я всегда такая наивная? Почему мне так хочется верить людям? Думать, что они все хорошие, правильные, с открытой душой. Но на самом деле они все притворяются! Изо всех сил выдавливают из себя фальшивые улыбки, пытаются казаться правильными, показывают всем никому не нужное дешёвое шоу, надевают на себя множество масок и меняют их в зависимости от случая. А на самом деле их души чернее дёгтя, темнее абсолютной тьмы, мрачнее непроглядной ночи. Иногда мне хочется кричать: «Что с вами не так, люди? Очнитесь! В каком забвенье вы находитесь?» Но я не могу. Меня же никто не услышит. А мне бы так хотелось хоть как-то повлиять на сознания человечества, чтобы изменить этот мир, ведь он так прекрасен. Но люди внаглую не хотят замечать этой красоты. А она же у них прямо под носом! Они всё ищут призрачное сновидение, пытаются убежать за туманным наслаждением, а оно же всё тут, рядышком. Иногда у меня складывается такое впечатление, что люди находятся под гипнозом, что у каждого из них есть своя галактика, где все «пляшут под его/её дудку». Но это же всего лишь заблуждение. Проснитесь вы наконец-то! Услышьте же вы, наконец-то, друг друга! Это же не сложно. Здесь не нужны особые навыки. Можно же проявить чуточку толерантности, отдать капельку добра или подарить лёгкую улыбку. Но нет же! Все ходят с угрюмыми лицами, толкаются, спорят, обижают, кричат друг на друга. А знаете, что больше всего приводит в бешенство? Это их бессмысленные пословицы. Они придумали себе «Золотое право нравственности». Сначала немецкий философ Христиан Томазий поделил его на три группы, называя их: «Принципами права, приличия и уважения». А позже западногерманский учёный Хильдебрандт Райнер выделил три формулировки «Золотого правила». Первая – правило вчувствования: «(не) делай другому то, что (не) желаешь себе». Вторая – правило автономности: «(не) делай сам того, что ты находишь (не) похвальным в другом». Третья – правило взаимности: «как вы (не) хотите, чтобы по отношению к вам поступали люди, (не) поступайте так же, и вы по отношению к ним». Кроме того, подобное выражение встречалось и в Ветхом и Новом завете, а звучало так: «Quod tibi fieri non vis, alteri non feceris» 6

Конец ознакомительного фрагмента.