Еще немного, и ему можно было бы поверить. Малко ожидал такой реакции.

– Мы совершенно точно знаем, что Габриель Жакмель находится в Порт-о-Пренсе, – сказал он твердо. – Вы всех знаете, и вам будет легко найти его. Больше мне от вас ничего не нужно.

Негр покачал головой:

– Невозможно. Раньше я оказывал услуги Стоуну, но сейчас я всего лишь бизнесмен. А Президент Франсуа Дювалье был моим другом. Встретиться с Жакмелем – значит предать его память. Смотрите.

Встав, он снял со стены фотографию и протянул ее Малко.

На ней был изображен Франсуа Дювалье. Он протягивал Жюльену американский карабин. Лало был преисполнен раболепия.

– Он подарил мне это оружие за несколько недель до смерти, – сказал взволнованно Лало.

Он забыл уточнить, что обоймы для карабина Папа Док передал ему несколько позже... Из осторожности. Так он дарил оружие своим друзьям... На Малко эта демонстрация дружбы не произвела впечатления.

– Доктор Дювалье умер, – сказал он, – а мистер Стоун все еще жив.

Жюльен Лало покачал головой.

– Может быть, кто-нибудь еще сможет помочь вам. У мистера Стоуна много друзей в Порт-о-Пренсе.

Тонкий намек на то, что здесь полно предателей. Не случайно доллар и гурд, местная валюта, были взаимно конвертируемыми. Но Лало был единственным человеком, который имел необходимые контакты. Значит, нужно было «настаивать». Время пришло. Жюльен Лало встал, показывая, что разговор окончен. Малко не пошевелился.

– Я слышал, что и совсем недавно вы оказали мистеру Стоуну ряд услуг. Я буду обязан доложить ему об изменении вашей позиции. Очень жаль.

Он подчеркнул слово «жаль».

И, в свою очередь, встал. Казалось, Жюльен Лало превратился в статую. Малко надел очки и протянул ему руку.

– До свидания, месье Лало. Рад был познакомиться с вами.

Жюльен Лало яростно заморгал. Малко увидел, как на его морщинистой шее вздулись вены. На какую-то долю секунды в его темных глазах скользнула страшная ненависть. Несколько телефонных звонков из ЦРУ – и его лицензии на импорт будут аннулированы.

Явно делая усилие над собой, он выдавил улыбку.

– Вы мне очень симпатичны, я все же помогу вам. Знахарь, который продает мне буа-кошон", очень известный умган [1] . Может быть, он знает что-нибудь о Габриеле Жакмеле. Завтра я увижу его и попрошу об этом

Малко никак не выказал своей радости. Негр проводил его, слегка хромая. Малко удивился, как он мог еще пользоваться успехом у женщин. Кожа на шее была сморщена, как старое яблоко.

– Я живу в Эль-Ранчо.

Рукопожатие было явно менее дружеским, чем при встрече.

~~

Дорога поднималась через безлюдные цветущие джунгли, петляя между поросшими лесом холмами. До Петионвиля было несколько километров. Малко, вцепившись в руль «мазды», следил за развилками. Он искал Симону Энш, пользуясь только приблизительным планом, нарисованным служащим картинной галереи, принадлежащей молодой женщине. После развилки на Кенскофф надо было свернуть налево, подняться на три километра и свернуть направо напротив высокой стены... Дом Симоны Энш был в конце тропинки. Перед дверьми должна была стоять ее зеленая машина марки «Маверик».

Он взглянул в зеркало. Дорога была пустынной. «Ла Буль» служила приезжим в Порт-о-Пренсе резиденцией. Здесь были только виллы. Чтобы попасть в ближайший магазин, надо было спуститься в Петионвиль, десятью километрами ниже.

Малко нервничал: лишь бы Жюльен Лало не взволновался и не постарался бы избавиться от него... Жюльен Лало должен был сделать выбор между этим стопроцентным риском и возможным риском встречи с Габриелем Жакмелем. На всякий случай, Малко положил свой сверхплоский пистолет под сиденье «мазды».

Появилась обозначенная стена... Малко свернул направо, на узкую тропинку, где было полно вилл. Казалось, все они были заперты. Наконец, он заметил зеленую машину. Малко припарковался рядом и выключил мотор. Воздух был восхитительно прохладен. Прежде чем войти, он достал из-за пояса письмо, адресованное молодой женщине, и спрятал его во внутренний карман пиджака.

Симона Энш читала стоя. Она буквально вырвала письмо из рук Малко. Она была еще более привлекательна, чем на фотографии. Джинсы обтягивали ее бедра, рубашка была открыта на полной груди. В ее карих глазах светилась бесконечная грусть. Как будто что-то бесповоротно разладилось у нее. Ее лицо, удлиненное к вискам, еще больше подчеркивало красоту ее глаз. Лицо было нежным и чувственным, но в нем чувствовалось напряжение.