Элеоноре пришлось наклонить голову, чтобы войти в хижину. Внутри пахло сушеной рыбой и фруктами. Негр швырнул девушку на утоптанный земляной пол и навалился на нее. Еще ни разу, сколько Элеонора себя помнила, она не ощущала такого напора дикой, почти первобытной силы. Мужчина вбивал ее в землю с грубой тяжестью молота, и девушка с ужасом чувствовала, что с радостью вбирает его в себя. Внутри все горело и вибрировало, жаркой волной отдавалось в крови. Вздымаясь и опадая, извиваясь, подобно змее, она в изнеможении билась об пол головой, кричала и выла и кусала себе руки. Подобного наслаждения ей испытывать еще не приходилось.

Чернокожий был неутомим. Он останавливался и вновь овладевал ею. Она не знала, прошли часы или сутки, она забыла обо всем на свете – не существовало больше ни ЦРУ, ни Малко, ни оружия, которое надо было уничтожить... Наконец Жамбо затих и прилег рядом с нею.

– Ты откуда? – спросил он.

– Из Штатов, из Детройта.

Элеонора уже пришла в себя и лихорадочно придумывала ответы.

– Что ты там делала?

– Я давала там уроки йоги и приехала сюда для изучения новых упражнений.

– А этот белый?

– Летом он работал на Аляске штурманом парохода. Теперь он на каникулах.

– Как ты сюда приехала?

– На автобусе.

– Где ты с ним встретилась?

– В Бомбее. Он рассердится теперь...

Жамбо захохотал:

– Ничего! Он забавляется с Шино-Бю!

Услышав это имя, Элеонора вздрогнула, потом робко спросила:

– А ты? Разве ты не американец?

– Нет, я – суданец.

– А что ты делаешь? Почему ты здесь?

Он на мгновение заколебался, потом хмыкнул:

– Я делаю революцию!

Девушка поспешила переменить тему.

– Скажи, а твоя подруга сердиться не будет?.. Что ты со мной...

Он пожал плечами:

– Срать она хотела!.. – Помолчал, потом добавил: – Мне нравится быть с тобой. Нужно еще увидеться. Я на два дня уезжаю, потом вернусь. Ты останешься в Ажуна-Бич?

– А куда ты едешь? – спросила Элеонора.

И вдруг ее оглушила тяжелая, увесистая пощечина. Негритянка в ужасе закрыла глаза. Откуда-то издалека донесся сухой голос Жамбо:

– Не задавай вопросов, дрянь! Здесь никто не интересуется делами других. На прошлой неделе одного слишком любопытного утопили в море.

Элеонора, сжавшись, вглядывалась во тьму. Где здесь, в этой хижине, можно было хранить оружие? Может, есть подвал?

Суданец внезапно привстал:

– Я хочу спать, убирайся отсюда!..

Элеонора схватила платье и выскользнула из хижины. Ноги подгибались, все тело болело, словно ее долго били чем-то тяжелым. По пустому молчаливому пляжу девушка добрела до моря и, окунувшись, тщательно вымылась. Она вышла на берег, вытерлась платьем, дошла до потухшего костра и нашла задремавшего Малко.

Они нашли углубление в теплом песке и, прижавшись, сели рядом. Элеонора рассказала о том, что ей удалось узнать.

– Надо найти оружие, – заметила девушка. – Не думаю, что оно находится в хижине, там даже нет замка.

– Завтра увидим, – откликнулся Малко. Оба замолчали.

Солнце сжигало голые плечи Малко, который, растянувшись на пляже, наблюдал за хижиной суданца. Негр в это время находился в море на своей лодке, занимаясь ловлей лангустов. Шино-Бю отдыхала в хижине. Малко обдумывал, как удобнее всего осуществить план.

Прежде всего необходимо выяснить, где находится оружие. До чего далеким казался отсюда Кувейт, а ведь до него было всего четыре часа полета. Да, замысел спрятать истоки палестинской деятельности среди хиппи индийского Гоа был гениален. Уж где-где, а на Ажуна-Бич у израильской разведки не имелось осведомителей! Если бы не Винни Заки, никому бы никогда не пришло в голову искать здесь убийц Генри Киссинджера.

– А вот и Шино-Бю, – тихонько проговорил князь.

Японка в чем мать родила вылезла из хижины Жамбо и потащилась к ресторану.

– Пойди за ней, – приказал Малко Элеоноре, – и проследи, чтобы она там задержалась подольше.

Элеонора пошла вслед за Шино-Бю, а князь направился к хижине. Находясь метрах в ста от берега, Жамбо не мог его видеть.

Под грудой овощей и фруктов Малко нащупал контуры тяжелого конверта, который он вытащил и развернул. Там лежала солидная пачка американских долларов и немецких марок, а также два билета на самолет и два паспорта. Один – на имя Джона Бугола и другой – на имя С. Кукусаи. На билетах был помечен рейс N 371 Бомбей – Кувейт Кувейтской авиакомпании на 18 января, как раз в день прибытия Генри Киссинджера. Князь завернул документы и деньги в конверт и снова положил его на старое место.