Шрифт:
Первой к нему подбежала Инна. Она опустилась рядом с ним на колени, левой рукой нащупала на его шее пульс, а правой оттянула нижнее веко.
— Быстро воды! И отойдите все! — приказала она перепуганным родственникам.
Все расступились. Осталась только Надя. Она дрожала, прижимая кулачки к лицу:
— Лека… Лека… Мамочки родные…
Кто-то принес стакан воды. Инна смочила носовой платок и протерла им лицо и шею сына. Потом слегка похлопала его по щекам.
Леша открыл глаза — он переводил взгляд с Инны на Надю и обратно.
— Прости! — прошептал он.
И было непонятно, у кого он просит прощения — у невесты или у матери.
Расталкивая сгрудившихся вокруг Леши родственников, вперед протиснулся Миша.
— Давай! — Он протянул Леше руку, помог подняться с пола. Леша стоял еще некоторое время с остановившимся взглядом, приходя в себя. Лицо его то бледнело, то розовело. Он заметил Надю, отчаянно прижимающую к себе букет роз, и шагнул к ней.
— Пойдем!
И они пошли расписываться.
Растерявшиеся было родственники радостно загалдели…
Вскоре все было позади — ковровая дорожка, заученный рассказ чиновной дамы о соединении двух молодых счастливых жизней в одну, не менее счастливую, обмен кольцами, поцелуй — тягостно-долгое прикосновение его холодных еще, немеющих губ к ее губам, музыка, шампанское. И не отходящий ни на шаг суетливый фотограф.
— Не желаете у камина сфотографироваться? — настойчиво предлагал он. — Камин, цветы, старинные кресла! Только жених и невеста! Исключительно замечательный будет снимок.
— Обязательно! — хорохорился Василий Степанович. — На стенку дома повешу! Вот, мол, дочка с мужем у камина! Обязательно!
И Надю с Лешей повели к камину.
Надя с Лешей сели в кресла. Надя сняла очки. На коленях у нее лежал роскошный букет роз.
— На меня, пожалуйста, на меня! — суетился фотограф. — Мадам, прошу головку еще правее! Еще! — И так как Надя не понимала, что «мадам» — это она, то фотограф повторил свою просьбу: — Девушка, прошу, головку еще правее! Улыбочки! Улыбочки! — приходил он в отчаяние. — Где ваши улыбочки? Еще, пожалуйста, еще! Такая красивая пара! Снимаю!
На улице дед, страшно перетрусивший во время Лешиного обморока, взялся командовать еще энергичнее.
— Теперь надо ехать к могиле Неизвестного солдата! — важно объяснял он рязанской родне. — Там он будет ее на руках носить!
— Нам сейчас надо домой ехать, Николай Павлович! — тихо, но твердо объявила Надя. — Ты как? — робко спросила она Лешу.
— Нормально! — ответил он, глядя куда-то в пространство.
— Нет, к Вечному огню! — поддержал деда Василий Степанович. — Чтобы молодым на всю жизнь запомнилось! Могила Неизвестного солдата! Он голову сложил за ваше счастье! Вы бы сейчас здесь и не стояли, если бы не он!.. Надо ехать!
Леша молчал. Он был все еще бледен и безучастен. Надя взяла его за руку.
— Ну поехали, что ли, к могиле! — попросила веселая молодая грудастая тетка. — Он ее туда на руках и снесет!
— Куда ему на руках носить! — шепнула Алевтина Ивановна сестре. — Посмотри, на кого он похож!
— Ну и молодежь! — сокрушалась тетя Лида. — Чуть что, так сразу — брык!
Дед, очень боявшийся упустить руководство церемонией из своих рук, еще раз посмотрел на внука и решился.
— Все! Едем домой! — скомандовал он. — А Вечный огонь, он… здесь… вечно! Ну… молодые придут, поклонятся! Ведь вы придете? — обратился он к Наде.
— Конечно, придем! — пообещала она.
— Домой! — поставил точку дед.
И все двинулись к машинам.
Инна подошла к сыну.
— Ты в порядке? — спросила она.
Он пожал плечами и ничего не ответил.
Когда все рассаживались по машинам, Инна следила за ним. Он медленно заносил ногу в кабину, медленно сгибался, медленно садился на сиденье. Он был неестественно бледен. И это привело ее в отчаяние.
«Все катится в какую-то бездну, — почти без ужаса подумала Инна. — Это все плохо кончится… Или парашют не раскроется, или удушит стропом…»
Глава 22
Семейные споры
И опять все входили в дом, сбрасывали обувь, с наслаждением разминая босые ноги. С той только разницей, что теперь все уже по-хозяйски разбрелись по квартире.
— Бутылки в холодильник не поставили! — вспомнила тетя Лида. — Давай их сюда, — скомандовала она мужику с носом картошкой.
Муж тети Клавы осторожно вытащил из-под кухонного стола большую сумку, открыл ее и начал бережно вынимать оттуда бутылку за бутылкой и ставить их на стол. При каждом звяканье бутылки он нежно жмурился.