Снова осматриваюсь. Я дома у Роуз Онил. Узнаю эти бежевые стены и работы её отца. В голове начинают мелькать картинки вчерашней ночи.

Я устроил себе лихие покатушки до самого Сакраменто. Только поток встречного ветра, моя тачка и дорога… На обратном пути заметил Онил на остановке, премыкающей к загородной трассе. С ней ещё рядом был какой-то смазливый пилот-петушара.

Дальше… она каким-то образом оказалась за рулём моей бэхи. Ехала как пристукнутая. Тряслась, молилась, разговаривала сама с собой, недовольно кряхтела, с опаской глядя во все зеркала и с каждой минутой всё больше покрывалась испариной. Но вроде обошлось без происшествий…

— Так, морда, ну-ка свали, — нехотя поднимаясь с постели, прогоняю наглого кота и, зевая, чешу затылок.

Четыре. Почти вечер. Вырубило меня вчера намертво.

— Мееееееууууууу…

Лупится на меня своими шарами. Что хочет ни черта непонятно.

— Как там тебя… Освальд? Чё ты разорался?

Кот нервно виляет хвостом и ещё пару раз издаёт это своё противное затяжное «меу». Запускаю пальцы в волосы и массирую голову. Боль адская. Ну не мудрено…

На тумбочке замечаю стакан воды и колёса. Очень кстати. Во рту сушняк, будто сутки скитался по горячим пескам пустыни…

Блаженно опрокидываю в себя вожделенную жидкость, запивая таблетку. Ставлю стакан на место. Встаю. Башню кружит неистово. Кое-как добираюсь до туалета. Умываюсь ледяной водой и недовольно смотрю на свою изрядно помятую морду.

– *****ц ты красивый! Загляденье на хер. Мешкари на пол лица, щетина и волчий оскал. Зашибись…

Лезу под холодный душ дабы немного взбодриться и спустя десять минут чувствую себя на порядок лучше.

Возвращаюсь в гостиную и как раз в тот момент, когда складываю диван, слышу хлопок входной двери.

— Хэй, проснулся? — улыбается Роуз.

— Ага…

— Как ты? — смотрит весьма сочувствующе.

— Как будто дятла в черепушку подселили, — отвечаю я, и она заливисто хохочет, качая головой.

Я уже и не помню, когда в последний раз мне было так дерьмово. По ходу с непривычки знатно так дало по мозгам.

— Пойдём на кухню, сварю тебе кофе, — дружелюбно предлагает она, подмигивая. — Надо поговорить.

— Давай только без воспитательной беседы, я уже взрослый «мальчик», — предупреждаю её, забирая из рук тяжёлые пакеты. — Ты «Сэвэн Элэвэн» ограбила?

— Да так, закупилась немного, — пожимает она плечами. — Я брала твою машину, тут недалеко же совсем…

— Ну и молодец, — хвалю её я.

— Я правда затупила на перекрёстке, — отчаянно смущается она.

— Бывает…

Девчонка тяжело и смиренно вздыхает. Без макияжа и в простом спортивном платье она выглядит ничуть не хуже, чем при полном параде.

Мне всегда нравилась та же естественная красота Смит… Блестящие, благоухающие фруктами волосы, гладкая, нежная кожа… отсутствие духов и косметики на лице. На меня всё это действовало просто убийственно. Особенно в первый месяц её появления в нашем доме.

Может, поэтому я и срывался на ней так часто. Сам не понимая, чем именно она так меня раздражает и дико бесит. Но ведь уже тогда мои мысли в отношении неё заходили неприлично далеко. Особенно в те моменты, когда она смело давала мне отпор, вступая в очередную словесную перепалку.

Сучка.

Знала бы она сколько раз я мысленно опустил её.

На колени перед собой.

Хотелось, чтобы она заткнулась и использовала свой рот по назначению. Потому что её порнушные губы (как выразился один мой знакомый, когда увидел Смит) рождали весьма красочные фантазии. Неприличные (ведь речь шла о почти-сестре!) и яркие до безобразия…

— Твой Освальд достал орать, — усаживаясь на стул, жалуюсь я. Котяра тут же прыгает мне на колени. — Нет, ну ты видела это?

Онил смеётся.

— Чё ты прицепился, зверь? — недовольно спрашиваю я, но всё же протягиваю руку, чтобы его потискать.

Затерроризировал уже! Пальцы касаются мягкой шерсти, и кошак, клянусь, начинает блаженно подкатывать свои глаза.

— Ты ему понравился. И его зовут Оскар, — она всё же не может сдержать улыбку. — Освальд… Ну ты даёшь! Он мешал тебе спать ночью?

— Пару раз я скинул его с дивана, но без толку… тарахтел рядом, — почёсывая плюшевого за шкирку, рассказываю я, вспоминая комичный глухой стук, с которым эта туша приземлялась на пол.

А ещё говорят, что коты всегда падают на лапы… Ну-ну. Точно не про этого тяжеловеса.

— Вообще, Оскар не любит посторонних и редко когда проявляет интерес сам.

— Ооо, я польщён, — тяну кошару за ухо, и тот уплывая в сторону, теряет равновесие и едва не падает. — Ржачный. Похож на меня пьяного.