– Тетя Полина, я вам так рада!

Ульяна спрыгнула с тумбочки и протянула мне руку. Я заметила на девочке памперс.

– Сколько тебе лет? – спросила я.

– Пять с половиной. Еще половина, и будет шесть, – ответила Ульяна.

Оставить верхнюю одежду на вешалке не получилось: салазки и пакеты соседствовали на ней с прыгалками, куртками, штанами, халатами и лыжами. Пришлось аккуратно сложить вещи прямо на сумки. Я разглядела на вешалке в прихожей помимо прочего сушилку для белья, туристические рюкзаки и боевой арбалет.

– Покажи-ка дом, – попросила я Ульяну.

– В прихожей Аксинья лампы разбила. Но папа новые лампочки вкрутит, он всегда так делает. Аксинья больно кусалась, Любомиру щеки поцарапала, – сообщила девочка, переминаясь с ноги на ногу. Одна нога была босая, другая – в дырявом носке.

– Разбила лампы?! – ахнула я.

– Аксинья сумасшедшая. Ненормальная. Она очень больно кусается и всегда ходит голая!

– Ульяна, не говори так! – Лев Арнольдович выскочил к нам. – Аксинья все понимает, просто ответить не может. Она живет в другой реальности.

– Папа, она ненормальная! Сумасшедшая! – стояла на своем Ульяна.

– Дайте мне дозу! Дозу! – Детский плач вклинился в наш разговор, раздавшись в одной из комнат. Всего я обнаружила три двери, не считая ванной, уборной и кухни.

– Какую тебе дозу, Любомир?! – спросил властный женский голос в гостиной, и через секунду невидимая женщина добавила: – Отстань! Уймись!

– Компьютера! – пискляво заявил мальчишка. – Мне положена доза! Мы договаривались! Дозу! Я требую свою дозу!

– Вот это видел, Любомир? Кукиш тебе, а не компьютер! – бодрый голос другого сорванца спешно встрял в слезливое прошение.

– Ах так? – с вызовом спросил Любомир.

– Христофор! Любомир! Ну-ка сейчас же замолчите! – женский голос стал отдавать металлом.

– Мама, ничего ему не давай! – рычал Христофор. – Все здесь мое! И компьютер тоже мой!

– Лев! Ну-ка немедленно уведи мальчиков, они меня достали! – требовательно крикнула женщина.

– Кошки наделали в прихожей, голубушка Марфа Кондратьевна! – Лев Арнольдович метался со шваброй. – Не гневайся, родная душа, некогда мне.

Мальчишки продолжали спорить:

– Ничего тебе не положено!

– А я дам тебе в глаз!

– А-а-а!

– И-и-и!

Судя по всему, они начали драться.

– Это мои братья Христофор и Любомир! Любомир – пищалка, – пояснила Ульяна.

– Пищалка?

– Он ужасно пищит.

Потасовка пошла на спад, раздалось победное:

– Вот так тебе, получай в пятак! И леща сверху!

И квартиру огласил настолько истошный визг, что я невольно зажала уши, чтобы не оглохнуть.

– Почему чай не пьете? – поинтересовался у нас Лев Арнольдович.

Ульяна поманила меня в кухню.

Деревянная дверь была заперта на ржавый амбарный замок, укрепленный цепью, но стекло, которое, по задумке неведомого мастера, украшало когда-то середину конструкции, было выбито.

– Заходите, тетя Полина! – Ульяна проникла через отверстие в двери без ключа, и ее миловидная мордашка задорно улыбнулась уже из кухни.

– Как же я туда пролезу?! – удивилась я.

– Повторяйте за мной, няня! – Девочка ловко вылезла обратно и еще раз показала, как именно нужно проникнуть на кухню.

Подумав, что это глупая затея, я зажмурилась и все-таки шагнула в дыру. Правая нога пролезла сразу, затем мне пришлось согнуться дугой и проползти, вытянув руки вперед. Только после этих манипуляций удалось протащить в кухню левую ногу и разогнуться.

– Молодец, тетя Полина! – похвалила меня Ульяна. – Вы проходите в дыру по размеру! Аксинья не проходит! Она сильно разъелась! Толстая! От нее дверь и закрыли.

Середину кухни занимал грубый деревянный стол, вокруг него стояли длинные лавки, как в избах на Руси доПётровских времен. Одна из ножек стола утончилась вполовину под воздействием кошачьих набегов: судя по всему, о нее регулярно точили когти. Стол, когда-то светлый, был завален огрызками и объедками, словно бесчисленные пиры варваров проходили здесь ежечасно, а в раковине и вокруг нее триумфально возвышались горы грязной липкой посуды. К плите прочно приклеился женский капроновый чулок, а обрамлением для него служили завядшие листья капусты и шелуха от репчатого лука. На задней конфорке у кафельной стены балансировала похожая на пизанскую башню конструкция из дурно пахнущих сковородок и кастрюль, рискуя в любой момент потерять равновесие и с грохотом разлететься по полу. Довершал бедлам рыже-белый котенок, спавший в розовой пластмассовой хлебнице посреди стола.

– Чубайс! – нежно погладила его Ульяна. – Наш усатый манюнечка!

Осмотревшись, я почувствовала себя в эпицентре взрыва Тунгусского метеорита.

– Завтракать! Завтракать! – Бородатая физиономия хозяина проворно лезла через дыру в кухонной двери.

Лев Арнольдович без труда одолел преграду и, обнаружив мирно посапывающего котенка Чубайса, изящно вытряхнул его из хлебницы на лавку, усеянную, как и пол, мелкими игрушками и деталями конструктора LEGO.

– Животные совсем обнаглели! – объяснил Лев Арнольдович, включая электрический чайник, стоявший в углу на холодильнике.