Шрифт:
Часто они остаются там навсегда. Ученые находят беглые зародышевые клетки, вскрывая тела пожилых женщин, чьи младшие сыновья уже сами готовятся к пенсии. В организмах суррогатных матерей еще долго после родов задерживаются гены чужих детей.
Этот феномен называется «фетальным микрохимеризмом». «Микро» – потому что этих клеток остается мизерное количество, всего несколько на кубический миллиметр крови беременной женщины, и еще меньше – у тех, кто уже родил.
«Химера» – это неуклюжее греческое чудовище, сделанное из кусков всем известных животных, которые слепляли до тех пор, пока они не начинали подавать признаки жизни.
На экране компьютера я смотрю на статуи этих древних чудовищ, отлитые в бронзе: козлиные ноги, львиные сердца, драконьи крылья и огненное дыхание, вырывающееся из пасти – или сразу из трех.
«Это не монстр, – думаю я. – Это я почти каждое утро. Это мама».
Хотя фетальный микрохимеризм – явление древнее с точки зрения эволюции и распространенное у многих самок млекопитающих, от кошек до коров, современные ученые лишь недавно добрались до его изучения. Собственно, примерно так же обстоит дело и с почти всеми научными данными о почти двух миллиардах человеческих мам, живущих ныне на планете [5] . Правда, если подумать, нас на самом деле намного больше, потому что микрохимеризм работает в обе стороны: беглые мамины клетки попадают в организмы младенцев и живут в них. Соответственно, хотя одна из моих самых близких подруг умерла от рака три года назад, небольшая часть ее клеток сейчас ходит во второй класс.
5
Save the Children, State of the World’s Mothers 2000, May 2000, https://www.savethechildren.org/content/dam/usa/reports/advocacy/sowm/sowm-2000.pdf.
Более 90 процентов женщин во всем мире становятся мамами [6] . Но до совсем недавнего времени лишь очень немногие ученые, особенно в суперсовременных отраслях вроде нейробиологии, хоть сколько-нибудь интересовались тем, что происходит у них внутри. Можете, конечно, винить в этом исторически патриархальный научный истеблишмент: некоторые мыслители возводят такое пренебрежение аж к Чарльзу Дарвину, который вырос без матери, из-за чего ему, бедняжке, возможно, было просто тяжело о нас думать. Лишь в 2014 году Национальные институты здоровья США признали, что «слишком часто используют только самцов животных и их клетки» в своих исследованиях, и поручили ученым использовать в работе и самок, в том числе беременных и рожавших [7] .
6
Laura Glynn, “Decoding the Maternal Brain,” TEDx Talks video, July 3, 2014, https://www.youtube.com/watch?v=71LT-MnfMEY.
7
Janine A. Clayton and Francis S. Collins, “Policy: NIH to balance sex in cell and animal studies,” Nature 509, no. 7500 (May 14, 2014): 282–83.
Еще один недостаток науки о мамах состоит в том, что по большей части даже те исследования, что все-таки проводятся, зачастую представляют собой слегка завуалированное исследование маленьких детей, которые в качестве модели человеческого состояния куда приятнее глазу (ну да, мы поняли), менее отягощены ужасными, назойливыми факторами вроде культуры и характера, а платить за участие им можно печеньками. По сравнению с быстро развивающимися младенцами мамочки имеют репутацию унылых и предсказуемых – с ними никаких соблазнительных гипотез не выдвинешь. В природе детеныши животных, например, китов, иногда принимают океанские буи и другие огромные неподвижные шарообразные предметы за своих матерей; ученые, возможно, тоже мыслят примерно теми же категориями.
Но сейчас ученые, в том числе множество молодых женщин, наконец-то занялись настоящими исследованиями, для которых они прикрепляют миниатюрные камеры к головам младенцев [8] или вшивают микрофоны в их ползунки [9] . Среди используемых суперсовременных экспериментальных инструментов есть вполне обычные для дома любой мамы вещи: семейные фотоальбомы, хлопья для завтрака, пластилин. Оказалось, что мамы совсем не такие унылые и предсказуемые, как все думали. Мы намного более интригующие и сложные.
8
R. Lee et al., “Through babies’ eyes: Practical and theoretical considerations of using wearable technology to measure parent-infant behaviour from the mothers’ and infants’ view points,” Infant Behavior and Development 47 (May 2017): 62–71.
9
Laura Sanders, “Here’s some slim science on temper tantrums,” ScienceNews, Apr. 22, 2016.
Именно поэтому работа Чаудри с мышиными сердцами так привлекает внимание: это неопровержимое доказательство того, что если приглядеться внимательнее, то мамы зачастую будут очень сильно отличаться от всего остального человечества.
Ученые все еще пытаются понять, почему это так и что это значит для женщин. Ибо, хотя Чаудри и ее команда и надеются, что исследования микрохимеризма в конечном итоге лягут в основу многообещающих методов лечения сердца для самых разных людей, на данный момент никто точно не представляет, что же эти детские клетки делают внутри маминых организмов [10] .
10
Sangeetha Vadakke-Madathil et al., “Multipotent fetal-derived Cdx2 cells from placenta regenerate the heart,” PNAS 116, no. 24 (June 11, 2019): 11786–95; Amy M. Boddy et al., “Fetal microchimerism and maternal health: A review and evolutionary analysis of cooperation and conflict beyond the womb,” BioEssays 37, no. 10 (Oct. 2015): 1106–18.
Мы, конечно, надеемся, что они нам помогают.
– Это эволюционная биология, – говорит Чаудри, статья которой о микрохимеризме вышла в 2012 году. – Зародыш создан для того, чтобы защищать мать [11] .
Логично: это организм, от которого в наибольшей степени зависит дальнейшее выживание плода. Зародышевые клетки действительно в основном играют роль добрых героев, словно им в скором времени положено щедрое выходное пособие. Они, судя по всему, лечат раны не только на сердце, но и на коже, – скорее всего, зародышевых клеток полно в моих шрамах от кесарева сечения, – а также защищают нас от множества жутких болезней. В одном десятилетнем исследовании нидерландские ученые следили за 190 женщинами в возрасте от 50 до 70 лет, и те из них, у кого в организме находили больше всего оставшихся детских клеток, меньше рисковали умереть буквально от всего [12] . Было даже предположение, что эти рои стволовых клеток замедляют процесс старения – без всяких кремов для лица, стоящих 300 долларов за унцию [13] .
11
Rina J. Kara et al., “Fetal Cells Traffic to Injured Maternal Myocardium and Undergo Cardiac Differentiation,” Circulation Research 110, no. 11 (Nov. 14, 2011): 82–93.
12
Mads Kamper-Jorgensen et al., “Male microchimerism and survival among women,”International Journal of Epidemiology 43, no. 1 (Feb. 2014): 168–73.
13
1 унция соответствует 30 мл. – Прим. науч. ред.
Был даже особенно знаменитый случай, когда врачи обнаружили, что оставшиеся в организме клетки сына восстановили целую долю почти отказавшей печени у одной женщины [14] . (Случай замечателен, в первую очередь, тем, что у этой женщины не было детей. Ее сын вообще не родился, но даже после аборта продолжал жить внутри нее).
В некоторых случаях, однако, детские клетки могут слишком расшалиться. Любой, кто видел, как маленькие дети играют в переодевание, понимает, что давать им решать, как должен выглядеть человек, не стоит. Жадные зародышевые клетки – ну, формально клетки, конечно, разумными существами не являются, но даже ученые склонны очеловечивать клетки, принадлежащие детям, – могут помогать развиваться некоторым видам рака, особенно раку груди, как результат безобидного стремления обеспечить максимальные объемы молока. Они могут вторгаться в щитовидную железу, повышая температуру тела, чтобы согреть себя, по пути вызывая различные метаболические расстройства. Несмотря на милые тоненькие голоски, как у персонажей «Маппет-шоу», на самом деле наши дети часто управляют нами, словно марионетками, и, возможно, даже немного нас третируют. (Некоторые эволюционные биологи также считают, что клетки троих моих детей воюют друг с другом в моем организме, и, если честно, я даже готова в это поверить).
14
Kirby L. Johnson et al., “Significant fetal cell microchimerism in a nontransfused woman with hepatitis C: evidence of long-term survival and expansion,” Hepatology 36, no. 5 (Nov. 2002): 1295–97.