Получив информацию, кто командир взвода, медведь неторопливо приблизился ко мне, вяло приложил руку к дуге танкошлема, нелепо вывернув ее ладонью вперед, и загремел:

– Товарищ гвардии лейтенант! Доблестный сын татарского народа, гвардии старший сержант Захарья Калимулович Загиддулин явился в ваше распоряжение для дальнейшего прохождения службы! Вольно!

Взвод с явным удовольствием выслушал этот необычный доклад.

Что касается меня, то два противоречивых чувства отчаянно сражались в моей душе. Мальчишке, который и сам не прочь нашкодить, сходу понравился этот новоявленный Швейк. Но служака-командир обязан был немедленно пресечь нарушение дисциплины. Причем, сделать это следовало в том же юмористическом ключе, чтобы не уронить себя в глазах подчиненных.

– Отлично, доблестный сын. Для начала пойдете к старшине Карпухину и получите мой дополнительный паек. А затем подтвердите свою доблесть, будучи дневальным по взводу всю ночь без смены.

На сей раз старший сержант откозырял как положено, повернулся кругом и пошел к выходу, не выяснив, кто такой старшина Карпухин и где его искать в непроницаемой темноте с потоками холодного дождя в одиннадцати километрах от переднего края.

Два экипажа, каждый своим кружком, приступили к ужину. А мы решили подождать возвращения нового стреляющего.

Отсутствовал он минут двадцать, время незначительное, чтобы по чавкающей глине добраться до фургона старшины Карпухина и получить у него, обстоятельного, медлительного, дополнительный офицерский паек.

Старшина трижды пересчитывал каждую галету и взвешивал развесное с аптекарской точностью. В каждом получавшем у него дополнительный паек или другое довольствие он подозревал жулика, родившегося специально для того, чтобы обворовать его, старшину Карпухина, так удобно жившего в своем фургоне на кузове видавшего виды "газика".

Поэтому взвод по-достоинству оценил расторопность старшего сержанта Загиддулина, вернувшегося так быстро, да еще не с пустыми руками.

Но когда выяснилось, что Загиддулин принес два дополнительных пайка две пачки печенья, две банки рыбных консервов и дважды по двести граммов шпика, - взвод замер от изумления.

Каким образом у старшины Карпухина, у этого скупердяя можно получить что-нибудь в двойном размере? А ведь своровать там просто невозможно. Старшина выдавал продукты из двери фургона. Внутрь не попал бы даже командир бригады.

Тщетно я пытался узнать, как новичок получил два дополнительных пайка. Из ответов можно было выяснить только то, что старший сержант Загиддулин законченый идиот. Но не мог же идиот обжулить или обворовать пройдоху Карпухина? А из ответов Загиддулина следовало, что не произошло ничего необычного.

Мы сели ужинать. Я уже собирался нарезать только что принесенный шпик, но Загиддулин попросил меня не делать этого.

– Знаете, товарищ гвардии лейтенант, я мусульманин, я не кушаю свинину.

Экипаж с пониманием отнесся к просьбе новичка и решил не портить ему первый ужин на новом месте.

Вскоре после ужина мы легли спать, а наказанный Загиддулин остался дневалить всю ночь без смены.

Утром за завтраком экипажи тремя кружками уселись вокруг своих котелков. Я вспомнил, что у нас есть шпик. Новичку мы оказали уважение, не съев свинину во время ужина. Но не станем же мы ради него соблюдать коллективную диету?

Башнер развязал вещмешок, чтобы достать сало. Но сала в вещмешке не оказалось. Я вопрошающе посмотрел на Загиддулина.

За все время моей службы в бригаде я не слышал о случаях воровства в экипажах.

У меня не было ни тени сомнения в том, что никто из моего взвода не шарил ночью в нашем вещмешке. Кроме того, в помещении ведь был дневальный.

– Где шпик?
– спросил я у Загиддулина.

– Понятия не имею, - ответил он, уставившись в меня невинным чеснейшим взглядом.

– Но ведь сюда не мог попасть посторонний?

– Не мог. Я был дневальным.

– Так где же шпик?

Взвод с интересом наблюдал за нашим диалогом. Загиддулин задумался.

– Понимаете, командир, ночь очень длинная. А после госпиталя я еще не привык к таким большим перерывам между жратвой. Аппетит, понимаете.

Я смотрел на невозмутимую физиономию со щелками хитрющих глаз и ждал продолжения. Но Загиддулин умолк и беспомощно смотрел на ребят, словно надеялся получить у них поддержку.

– Не слышал ответа.

– Как не слышали, командир? Неужели вы такой непонятливый? Шпик я скушал.

– Четыреста граммов?

– А что такое четыреста граммов при моем аппетите?