Руки дрожат в честь протеста.

Солнце восстанет, и я погляжу,

Нет ли свободного места.

Она повсюду. Я дышу привычно ей.

Внутри меня сломалась атомная станция.

Среди бесцветной череды неважных дней

Меня упрямо убивает радиация.

Моя болезнь теперь страшнее лучевой.

Мое сознание – закисшая субстанция.

Лучи смертельные – мой личный рулевой.

Мою планету поглотила радиация.

Пустая жизнь уходит зря на корм другим.

Меня сжирают с потрохами и овацией.

Я рождена, чтоб сочинить посмертный гимн.

О том, что мы с тобой всего лишь радиация.

Темные волосы падают прямо к ногам.

Раны и язвы едят мое мертвое тело.

Я так хотела сбежать, но, увы, не успела.

Мгла обняла меня, тихо шепнув: «Не отдам».

Пальцы ломаются, крошатся в пыль на ветру.

Кровь тонкой веточкой руки мои оплетает.

Мир под кислотным дождем растворяется, тает.

Я этим утром холодным, наверно, умру.

Громко звенит тишина, больно бьет по вискам.

Соль въелась в кожу, покрытую мелкими швами.

Я так хотела сбежать, но распятая вами,

Слушаю эхо, что тихо твердит: «Не отдам».

Ловите демонов моих в капкан.

Закройте крышкой пламенный вулкан.

Я вам станцую бешеный канкан.

Я не подвластна больше вам уже.

Я буду драться. Буду воевать.

Я буду прямо в лица вам плевать.

Я буду на могилах танцевать.

Я рву веревки на своей душе.

Чего вы ждете? Я же окна бью.

Я режу вас, чернила ваши пью.

И даже хуже – вам же в глотки лью.

Я на душе своей веревки рву.

Никто не помнит всех своих имен.

Никто не видит всех своих сторон.

Никто не знает, кто в кого влюблен.

Я чье-то имя просто назову.

Ломайте руки – я же рву тетрадь.

Заклейте рот – я научилась врать.

Я не желаю с вами умирать.

Я рву веревки на душе своей.

Я вам станцую посреди могил.

Здесь не был дьявол, бог здесь не ходил.

Набросьте крышку на дыру в груди.

Ловите демонов моих скорей.

Кучей на изгаженном столе

Свалены тарелки и стаканы.

Бегают бесстрашно в тихой мгле

С рыжими усами тараканы.

Слышу тихий шорох в тишине

И боюсь заглядывать в карманы.

Носятся без спроса по стене

С рыжими глазами тараканы.

Как бы тени ни шипели в ночь,

Не боятся бдительной охраны,

Не спешат уйти отсюда прочь

С рыжими слезами тараканы.

Все давно испробованы мной

Хитрые ловушки и капканы,

Но выходят из теней волной

С рыжими сердцами тараканы.

С ужасом смотрю я на луну.

Пьют они меня из черной раны.

Я иду за темнотой ко дну,

А на мне танцуют тараканы.

Сны шепчут мне на ухо сказки о боге,

Который воюет с бессонницей в ночь.

Ты просто стоишь и молчишь на пороге,

Не в силах уйти и не в силах помочь.

Я слушаю эти седые преданья,

Кусая подушку за порванный бок.

Лишь изредка шепот ломают рыданья:

Он плачет под стулом – поверженный бог.

А сны шепчут сказки, бегут, спотыкаясь

О перья, и падают прямо в кровать.

Ты просто стоишь на пороге, не каясь,

Не в силах уйти, не желая поспать.

Я оставила ногти, вонзив их в стальную скалу,

Поцарапала руки о камень бездушно холодный.

Я карабкалась вверх, пока ты опускал в яд стрелу,

Такой бледный, больной, хладнокровный и очень голодный.

Я рыдала, срываясь на самое дно с вышины,

Завывая во мгле и кусая кровавые губы.

Ты стоял в едком дыме, бессмертный посланник луны,

В меня целясь стрелой и оскалив с шипением зубы.