Шрифт:
— Из-за капитала. Любой развод — это всегда дележка имущества. Он не хотел уступать того, что считал своим. К тому же…
— Что? — веду пальцами по ее прохладной щеке.
— Я ведь и так всегда была рядом. А штамп… Думаю, он имел бы для Акая какой-то смысл, если бы у нас могли родиться дети.
— У вас был Богдан.
— Дети, которыми он смог бы гордиться, понимаешь? Вот, мол, посмотрите, мои наследники. А Богдан… Богдан был не тем, кого Акай мог бы представить своим партнерам, — горько уточняет Сана.
— Но он все же потребовал развода.
— Да. Когда в нашей жизни появился Петька, Акай решил, что мы сможем стать семьей. Ему было крайне важно передать свои гены, понимаешь? На этот счет у него был реальный пунктик. — Сана бросает на меня короткий взгляд и снова отворачивается. — Петька стал для него подарком. Больше всего в этой жизни он хотел продолжения…
Если предположения Саны верны, Акай продолжается не только в Петьке. И самое дерьмовое, что я понятия не имею, как относиться к этой новости. Это так странно — выяснив, наконец, кто твой отец, тут же его потерять. Я бы многое отдал, чтобы с ним поговорить. Расспросить его. Узнать получше. Акай, безусловно, величина. Из тех мужиков, которыми их отпрыски реально могут гордиться. Из тех, кому те заглядывают в рот, и на кого стремятся быть похожими. И хоть я ненавижу его за все, что он сделала с Саной и моей матерью, эта ненависть не абсолютна. Как такое возможно? Понятия не имею.
— Ты уверена в том, что я его сын?
В конце концов, она могла придумать эту легенду по ходу. Боясь, что иначе Акай меня просто убьет. И, вполне возможно, такая ложь для нас была бы гораздо лучшим выходом. Но почему-то… я не хочу, чтобы её слова оказались ложью.
— Уверена. Я, конечно, далеко не сразу сопоставила факты, но теперь у меня нет сомнений.
Мне стоит расспросить, о каких фактах она толкует, но прямо сейчас гораздо больше меня волнует другое.
— Тебя это напрягает?
Сана задумчиво качает головой.
— Нет. Скорее злит.
— Злит? — удивляюсь я такому ответу. — Но почему?
— Потому что Акай даже мертвый заставляет меня плясать под свою дудку. — Сана касается моей щеки лбом.
— В каком смысле? — хмурюсь я.
— Ну, я же все-таки полюбила Темекая? Темекая-младшего, но все же.
— Я не Акай, — рычу, обхватив затылок Саны ладонью.
— В тебе от него гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд. Ты такой же одержимый, Иса.
Ч-черт! Вероятно, она права. Это не объяснить вот так, сходу. Но я понимаю, о чем Сана толкует. Я не имел возможности узнать отца поближе, да. Но когда я заглядываю в себя чуть глубже, я все отчетливей вижу его черты. Вот такая херня, ребята.
— Тебя это напрягает? — повторяю сипло, веду носом вверх по безупречно вылепленной скуле, закусываю нежное ушко.
— Н-нет.
— Тогда почему ты дрожишь? — сминаю ладонью упругую грудь. Её напряжённый сосок упирается аккурат по центру.
— Потому что хочу тебя. Как будто ты не знаешь, что со мной делаешь! Но за дверью Петька… И он может в любой момент выйти.
Да. Петька. Может, Сана права? И старый хрыч действительно руководит нашими жизнями с того света?
— Ты правда хочешь его усыновить?
— А ты? Хочешь отправить парня туда, где сам едва выжил?
— Я такого не говорил, — свожу брови.
— И от меня ты отказываться не собираешься, так ведь?
— Вот именно. Даже не мечтай, — рычу.
— Тогда тебе нужно свыкнуться с мыслями о детях.
Я хмурюсь. Чуть отстраняюсь, чтобы видеть ее лицо.
— Почему ты говоришь о Петьке во множественном числе?
— Потому что, кроме племянника по отцу, у тебя имеются брат и сестра по матери. — Да… Точно. Дети Елены. Совсем малыши. — Эй, милый, ты в порядке?
— Нет. Нет! Я ни черта не знаю о детях. Петька хотя бы взрослый. С ним можно поговорить по-мужски, и он поймет. А что я буду делать с пятилетками?!
— Любить их? — нежно улыбается Сана. — Я думаю, ничего больше детям не нужно.
— Нет, — качаю головой из стороны в сторону.
— Да. Когда Елена уйдет, о них совершенно некому будет позаботиться.
Обуреваемый незнакомыми прежде чувствами и сомнениями, вскакиваю со стула. Меряю шагами комнату. Нет. Невозможно. Ну, какой из меня родитель? Я ни черта об этом не знаю. А значит, сделаю что-то не так и все непременно испорчу. Все комплексы, все страхи, которые, как мне казалось, я давно уже перерос, выбираются из глубин подсознания и вгрызаются мне в глотку. Я будто возвращаюсь на годы назад. Я снова тот мальчик, который всерьез верит, что недостоин лучшего.