– Похоже, меня тошнит.

Эндрю остановил мотоцикл у обочины и придержал голову Майкла.

– А все этот изумительный кларет, – пожаловался Майкл. – Не говоря уже о «Наполеоне»… какой коньяк! Если бы только был другой способ спасти его!

Шумно освободив желудок, Майкл снова обмяк и с такой же серьезностью сказал:

– Хочу, чтобы ты знал: я влюбился!

Затем его голова упала, и он снова потерял сознание.

Эндрю прислонился к мотоциклу и зубами вытащил пробку из бутылки кларета.

– Это определенно заслуживает тоста! Давай же выпьем за твою великую любовь! – Он взмахнул бутылкой в сторону бесчувственного тела рядом с собой. – Не хочешь?

Выпив немного, Эндрю опустил бутылку и вдруг начал безудержно рыдать. Он попытался остановить слезы, ведь он не плакал с тех пор, как ему исполнилось шесть лет, а потом вспомнил слова молодого доктора – «неуравновешенное и нелогичное поведение», и слезы хлынули настоящим потоком. Они текли по его щекам, и Эндрю даже не пытался их вытирать. Наконец он сел на мотоцикл, дрожа от молчаливого горя.

– Майкл, мальчик мой, – прошептал он. – Что с нами будет? Мы обречены, у нас не осталось надежды. Майкл, совсем никакой надежды ни у одного из нас!

Он закрыл лицо ладонями и снова зарыдал так, словно у него разрывалось сердце.

Майкл проснулся от звона оловянного подноса, который Биггс поставил рядом с его походной койкой.

Он застонал и попытался сесть, но боль ожогов вынудила его снова лечь.

– Который час, Биггс?

– Половина восьмого, сэр, и чудесное весеннее утро.

– Биггс… черт побери… почему ты меня не разбудил? Я же опоздал на утреннее патрулирование…

– Нет, сэр, не опоздали, – успокаивающим тоном проворчал Биггс. – Мы сегодня отстранены от полетов.

– Отстранены?

– Приказ лорда Киллигеррана. Отстранены вплоть до новых приказов, сэр. – Биггс положил сахар в кружку с какао и размешал его. – Да и нужно, если мне позволено так сказать. Мы же тридцать семь дней не имели перерыва.

– Биггс, почему я так паршиво себя чувствую?

– Если верить лорду Киллигеррану, нас отчаянно атаковала некая бутылка коньяка, сэр.

– А до того я сбил эту чертову летающую черепаху…

Майкл начал вспоминать.

– Да, сэр, размазали ее по всей Франции, как масло на тосте, – кивнул Биггс.

– Но мы их уничтожили, Биггс!

– Оба эти пузыря, сэр.

– Надеюсь, наш букмекер заплатил выигрыш, Биггс? Ты не потерял свои денежки?

– Все отлично, спасибо вам, мистер Майкл. – Биггс коснулся чего-то, лежавшего на подносе. – А это ваш выигрыш…

Майкл увидел аккуратную стопку из двадцатифунтовых купюр.

– Три к одному, сэр, и ваша ставка.

– Ты заслужил десять процентов комиссионных, Биггс.

– Благослови вас Господь, сэр. – Две купюры, как по волшебству, исчезли в кармане Биггса.

– Ладно, Биггс. Что еще тут есть?

– Четыре таблетки аспирина, подарок от лорда Киллигеррана.

– А сам он, конечно, летает?

Майкл с благодарностью проглотил таблетки.

– Конечно, сэр. Они вылетели на рассвете.

– А кто его ведомый?

– Мистер Баннер, сэр.

– Новичок, – горестно пробормотал Майкл.

– С лордом Эндрю все будет в порядке, не беспокойтесь, сэр.

– Да, разумеется, будет… а это что такое?

Майкл приподнялся.

– Ключи от мотоцикла лорда Киллигеррана, сэр. Он говорит, чтобы вы передали его поклоны – какими бы они ни были, сэр, – и его бесконечное восхищение юной леди.

– Биггс…

Аспирин сотворил чудо, Майкл внезапно почувствовал себя легким, беспечным и веселым. Раны больше не мешали ему, голова уже не болела.

– Биггс, – повторил он, – как ты думаешь, ты сможешь достать мою парадную форму, начистить пряжки и вылизать до блеска ботинки?

Биггс нежно усмехнулся:

– Собираемся с визитом, да, сэр?

– Именно так, Биггс, именно так.

Сантэн проснулась в темноте и прислушалась к орудиям. Они пугали ее. Она знала, что ей никогда не привыкнуть к этому дьявольскому бесчеловечному грохоту, так обезличенно приносящему смерть и невыразимые увечья, и она вспоминала конец лета предыдущего года, тот короткий период, когда немецкие батареи находились на расстоянии выстрела от их особняка. Тогда им пришлось оставить верхние этажи большого дома и перебраться под лестницу. К тому времени слуги давно уже разбежались – все, кроме Анны, конечно. В комнатушке, которую заняла Сантэн, раньше жила одна из горничных.