Шрифт:
– А что я, что я?! – полез в спор Рупрехт.
– Прошу, побереги себя, – терпеливо сказал Вольфгер. – Главное, не мозоль глаза местным и не нарывайся.
– Но… – начал гном и осёкся, потому что в дверь постучали.
– Что надо? – крикнул Вольфгер.
– Дык это… подходим к Виттенбергу, господин хороший, – сказал барочник, заглядывая в каюту. – Уже пристань видно.
Вольфгер накинул плащ и вышел на палубу.
День угасал. В его тусклом свете вдоль правого берега Эльбы виднелись сараи, присыпанные снежком поленницы, кучи угля и лачуги, отдалённо напоминающие жилые дома. Вдоль уреза воды за баркой бежала стая тощих, разномастных собак, оглашая воздух визгливым лаем. Пахло дымом, отбросами, гнилой рыбой и водорослями.
К барону подошёл отец Иона.
– Унылый городишко этот Виттенберг, – сказал он, – и грязный, по-видимому. Интересно, что ждёт нас здесь? Как-то нас встретит доктор Мартинус?
– Послушай, святой отец, – сказал Вольфгер, оглянувшись и убедившись, что они одни. – Помнишь икону, что мы нашли в заброшенном доме, я ещё отдал её тебе?
– Конечно, помню, – кивнул монах.
– Ты давно смотрел на неё?
– С тех пор, как в мешок убрал, не смотрел, а что?
– Ты разве не слышал, что я только что говорил? В виттенбергских кирхах, скорее всего, мы не найдём ни одной иконы. А я бы хотел знать, ну… Ничего на ликах не изменилось?
– А, вот ты о чём… Я просто тебя не сразу понял. Сейчас пойду переодеваться и взгляну.
– Только не при всех! – предостерёг его Вольфгер.
– Само собой, – кивнул отец Иона и скрылся в каюте.
На палубу вышли Ута и Алаэтэль. Эльфийка, как всегда, была невозмутима, а Ута, оглядывая берега, поморщилась:
– Не город, а сплошная помойка! И что мы будем здесь делать? Ради этих куч мусора мы тащились через всю Саксонию?
– Ну, для начала найдём постоялый двор, самый лучший, – успокаивающим тоном ответил Вольфгер, привлекая девушку к себе и запахивая полами своего плаща. – Устроимся, сходим в мыльню, отоспимся. Потом я поищу контору Фуггеров, возможно, там для меня найдутся новости или письма, а уж потом во всеоружии нанесём визит доктору Лютеру. В зависимости от того, что он нам скажет, и будем решать, что делать дальше.
Барка медленно и неуклюже подвалила к пристани, которая представляла собой несколько вбитых в дно свай с дощатым, местами проломленным настилом. Один из сыновей лодочника соскочил на берег, другой кинул ему канат, и они начали подтягивать барку к берегу, громко ругаясь и обвиняя друг друга в тупости и криворукости. Наконец барка была прочно пришвартована, а с борта на берег перебросили сходни.
– Прикажете выводить лошадей, господин барон? – спросил Карл.
– Пока выводи только свою. Съезди в город, найди постоялый двор, какой понравится, закажи номера на всех и раздобудь карету или закрытые носилки для дам. Возьми деньги, – Вольфгер перебросил оборотню кожаный мешочек.
– Ну вот, и приехали, господин хороший, – подошёл к Вольфгеру барочник. – Почитай, в самое распоследнее время успели, река уже встаёт, таперича обратно по воде мне не уйти, вмёрзнем в лёд. Что я буду всю зиму в Виттенберге делать, да ещё с этой баркой? Эх, горе-то какое, в убытке я остался, да ещё в каком!
– Я-то тут причём? – равнодушно ответил Вольфгер, понимая, что барочник хочет поторговаться и выжать из него несколько лишних монет. – Откуда я знаю, что тебе с баркой делать? Ну продай на дрова.
– Кто же её купит? – опять заныл барочник. – Дерево сырое, гореть будет плохо, да ещё её надо на берег вытащить, разобрать…
– Отвяжись от меня со своими дровами! – рявкнул барон, – А не то…
Барочник понял, что все его уловки напрасны, вздохнул, сплюнул под ноги и ушёл, бормоча про себя о жадных господах, которые готовы удавиться за лишнюю монету. Вольфгер собрался было отвесить ему пинка, но передумал.
Карл отсутствовал что-то уж слишком долго, и Вольфгер начал волноваться. Наконец к пристани, гремя колёсами, подъехал донельзя облезлый возок, запряжённый парой лошадей. За ним верхом ехал Карл.
– Постоялый двор нашёл, ваша милость, – доложил он, спрыгнув с коня. – Это как раз было легче всего, потому что он вообще один в городе, и совершенно пустой. Хозяйка как услышала, что к ней вселяются шесть человек, чуть в обморок от радости не упала. А вот повозку еле нашёл. Хозяин, кстати, называет её каретой.
Ута, Алаэтэль, отец Иона и гном кое-как разместились в «карете». Её пол был по-крестьянски застелен сеном. Вольфгер свёл на берег своего коня, и они, не оглядываясь на барку, на которой провели неожиданно много времени, въехали в Виттенберг. Повозка грохотала по замёрзшим рытвинам и колдобинам, скрипя всем корпусом и опасно кренясь с боку на бок. Карл ехал первым, указывая дорогу. Ближе к центру стали попадаться мощёные улицы, освещённые фонарями, и каменные дома в два этажа.
– Как называется постоялый двор? – спросил Вольфгер, подъехав к Карлу.
– Да, по-моему, никак не называется, я и вывески там не видел, мне уличный мальчишка за монетку показал к нему дорогу.
Постоялый двор занимал деревянный двухэтажный дом с двумя флигелями. В одном размещалась кухня, а в другом конюшня. Путешественники заняли весь второй этаж. Комнаты были маленькими, бедно обставленными, но чистыми. Вольфгер выглянул в окно и нахмурился: внизу торчали крыши сараев.
«Н-да, придётся спать вполглаза, – с неудовольствием подумал он, – того и гляди, обворуют».