Вдоль самого тына, где он уцелел или был починен с осени, пышным ковром раззеленелась сныть. Но попробуй кинуть её в щи — не отплюёшься. Горечь, что у волчьего лыка. И так с любой травкой — колдовская чаща не для людей.

Но Пася, которая бегала всюду, и везде совала свой курносый носишко, выход из положения нашла. Сначала надо спуститься с откоса, тихонько, чтобы свои не заметили; врагов-то здесь не бывает, проскользнуть мимо Трофейной свалки и чуть ниже известкового ручья, куда приходилось ходить за водой с доброй тёткой Муравой, по весне вырастает масса замечательной травы. Самый лучший — дикий лук, но и щавель не хуже. Их в горшок бросить, такое варево получается, рядом с которым любой просто наколдованный супчик покажется пустой водицей. Но и собирать чудо-травку надо безо всякого колдовства, иначе вкус пропадает.

Щипать щавель занятие увлекательное, но и по сторонам поглядывать нужно, особенно если выбралась в места запретные не только для детей, но и для взрослых. Пася дело делала, но сама вполглаза поглядывала на спадающий в долину склон. И вовремя увидела ползущее по тягуну войско.

Солдаты шли спорым, походным шагом, но Пася летела стремглав, так что беговки на пятках дымились и грозили рассеяться прежде времени.

— Что скажу!.. — это уже называется не скажу, а проору на всё селение. — Война! Солдаты идут!

Обыватели мигом выстроились вдоль откоса. Война не такое дело, чтобы отлынивать или впусте болтать. За уклонение от битвы и свои могут так поддать, что будешь под откосом кости собирать.

— Ты поглянь, — раздались голоса. — Идут. Прямо как к себе домой.

— Как до рубежного камня доберутся, тут и будем гнать.

— А Палоша-то нету. Не пришёл на войну.

— Ничо, разберёмся. Может у него живот прихватило. Пухана скажет.

— Погляньте, мужики, у кого глаза острые, кто там впереди колонны вышагивает?

— Это, никак, железные болваны, вроде того, что Арчен раскурочил.

— А… Ну тогда Арчен пусть с ними и разбирается.

— Ты смотри, остановились. Не хотят под удар лезть. А железяки идут.

— Ну-ка, дружно!

— Пошли вон!

Идут, словно никакого заклятия на них не наложено. Не понимают железные дураки человеческого обращения.

— Арчен, что с ними делать-то?

— Как дойдут до красного камня, — зло ответил Арчен, скидывайте на них брёвна из заплота, а потом, прежде чем они поднимутся, спускайтесь и бейте их голыми руками. Небось, знаете, железо рукам волшебника поддаётся.

— Ну, ты сказанул! Где брёвна для заплота взять? Брёвен-то нету.

— Я их, что ли спёр? Кто их украл, тот пусть вас и выручает.

— Не, серьёзно, что делать-то?

— Делать надо было год назад. А сейчас вам остаётся прямо тут помирать или бежать в лес и помирать там.

Арчен повернулся к Крин, которая пришла вместе с ним, и прошептал в самое ухо:

— Беги к матери, быстро собирайтесь и уходите в лес, где у меня заимка сделана.

— А ты как же?

— Я приду попозже. Сначала погляжу, что здесь будет делаться. И ещё Кудрю надо выручать. Видишь, Кудри нет. Боюсь, как бы его отец не запер.

Крин убежала. Арчен попытался выворотить из земли обломок скалы, затем — другой. Наконец, один камень поддался его усилиям и покатился по склону. Големы легко уклонились от помехи.

Арчен оглянулся и увидел, что над кручей он остался один. Доблестные защитники селения разбежались кто куда. Там, где оказалось невозможно добыть победу колдовством, чародеи оказались попросту бессильны.

Арчен развернулся и побежал к дому водяника Клаза.

Впервые за много сотен лет враг ступил на земли селения.

Увидав, что над обрывом исчезла шеренга защитников, полезло на откос и основное войско. Пехотинцы в пузатых кирасах, с алебардами в руках… ох, сколько этого металла ржавеет в Трофейной свалке! Но теперь настал их час. Многие воины несли заранее зажжённые факела — излишняя предусмотрительность, потому что даже крытые соломой хижины были заговорены от огня и не желали загораться.

Обыватели чародейного селения разбегались, не выбирая пути, хотя большинство пряталось по домам, уверенные, что уж там их никто не достанет.

Первый дом, стоящий на пути гигантов, принадлежал Баруну, и был построен ещё его родителями. Надёжно построен, на века, что и позволяло толстяку целыми днями сидеть на завалинке и благодушно взирать на долину, простиравшуюся внизу. Казалось конца не будет немятежной жизни, но вдруг выросла как из ниоткуда высоченная фигура в отблесках воронёного металла. Боевой молот в одной руке, непредставимо длинный махайр в другой. Скрежет, скрип, мёртвый посверк пиропа, вставленного в глазницу. Голем шёл убивать.