Помимо афганского джихада 1980-е годы также отмечены прогрессирующей исламизацией политического порядка на Ближнем Востоке и углублением противоречий между шиитским и суннитским лагерями, боровшимися за контроль над этим процессом. Основным конфликтом того времени была ирано-иракская война, продлившаяся с сентября 1980 по август 1988 года. Развязанная Саддамом Хусейном и поддержанная Западом, стремившимся сдержать распространение иранской революции, она принесла, по приблизительным оценкам, около миллиона человеческих жертв. Она же стала для Корпуса стражей Исламской революции и Басиджей («Мобилизованных сил сопротивления») Ирана возможностью опробовать тактику атак террористов-смертников, которые их заказчики называли «мученическими операциями». Эти методы в дальнейшем будут использоваться в Ливане и Израиле, а затем по всему Ближнему Востоку, в Европе, Америке и во всем мире.

Параллельно Тегерану приходилось воевать на других, не менее важных фронтах: речь о гражданской войне в Ливане и палестино-израильском конфликте. Военные действия вовлекли Иран в противостояние одновременно и против Запада и его союзников, и против большинства суннитских организаций, за исключением ХАМАС. Фактически Исламская республика вела опосредованную войну в Леванте, чтобы защититься от вражеской коалиции и ослабить напряжение на границе с Ираком и со стороны побережья Персидского залива. Затем был открыт третий фронт в Европе (органично связанный с Ливаном через операции по захвату заложников). Вплоть до смерти Хомейни в июне 1989 года страна, которой он руководил, не соблюдала ни общепринятых правил ведения войны, ни принципов международного права в поиске уязвимых точек у противников. Иран наносил им удары фетвой в адрес Рушди, терактами смертников и захватом заложников из числа западных граждан, чтобы заставить уступить своим требованиям и защититься от прямой военной угрозы. Обеспечив свою безопасность с окончанием войны с Ираком, Иран вновь встал на путь сближения с мировым сообществом. В Исламской республике считали необходимым искать выход из изоляции, угрожающей самому существованию режима. Тем временем иранский способ ведения военных действий нашел подражателей в джихадистских кругах суннитского лагеря. Те распространяли по всему миру терроризм, образец которого изначально дала Исламская республика. Впрочем, в отличие от шиитской версии, суннитский терроризм не опирался на централизованный аппарат одного государства, которое, в конечном итоге, реинтегрируется в глобальный институциональный порядок.

Таким образом, сдерживание суннитами Иранской революции осуществлялось по двум основным направлениям: афганскому и иракскому, опиравшимся на джихад и Саддама Хусейна соответственно. Эти действия пользовались неизменной поддержкой Запада, что в ретроспективе представляется не слишком дальновидной стратегией.

Афганский джихад, первоначально направленный против СССР, в новой ситуации был нацелен на создание метанарратива, альтернативного воинственному и революционному тьермондизму, лежавшему в основе пропаганды Тегерана. Саудовская Аравия и ее союзники стремились показать, что могут дать более достойный ответ на вызов, брошенный исламскому миру вторжением на его территорию советских атеистов. В исламском коллективном сознании проводилась параллель с оккупацией Палестины Израилем, которая оставалась основной проблемой арабского национализма, пока в свою очередь не стала рассматриваться через призму исламизации с появлением к концу того же десятилетия ХАМАС. Отсюда призыв ко всем мусульманам мобилизоваться и прийти на помощь афганским единоверцам. Салафиты Аравийского полуострова и «Братья-мусульмане» объединили свои усилия в течении, вскоре ставшем ведущим среди всех направлений суннитского ислама. Представители его призывали к борьбе с шиитами за гегемонию в этой мировой религии.

Главным идеологом суннитского джихада в 1980-е был член палестинской организации «Братьев-мусульман» Абдулла Аззам, живший в Пешаваре, пакистанском пограничном городе, превращенном в сборный пункт для участников операций в Афганистане. Через Пешавар в Афганистан осуществлялись поставки оружия, туда стекались джихадисты со всего мира, устроившие там свои базы («каида» по-арабски «основа», «база», откуда и берет название крупнейшая джихадистская организация). В своем манифесте, озаглавленном «Присоединяйтесь к каравану!», Аззам обосновывал лежащую на всех мусульманах мира обязанность сражаться в Афганистане. Он заявлял, что их долг делать это во имя «оборонительного джихада», который призывал всех верующих объединить силы для освобождения мусульманской земли, подвергшейся нападению неверных. Этот долг превыше всего: «ни государство, ни муж, ни жена, ни отец, ни хозяин раба» не могут помешать его осуществлению. Каждый верующий должен действовать по мере своих способностей, «руками, языком или сердцем», что могло означать личное участие в боевых действиях, их финансирование, проповедование или по меньшей мере молитву. Аззам утверждал, что речь идет о «личной обязанности» (фард айн), предписанной Кораном и Суннами; невыполнение ее должно караться самым страшным наказанием. Этот текст, а также множество статей, которые он опубликовал в издании «Джихад», перекликались с фетвой, вынесенной самыми авторитетными суннитскими улемами, представлявшими салафитов и «Братьев-мусульман», фетвой, призывавшей мусульман всего мира к мобилизации. Призывные пункты открывались не только в мусульманских странах, но и на Западе, в том числе в США. Аззам находился в хороших отношениях с ЦРУ, которое организовало посещение им американских исламских центров. Он создал так называемое «Бюро афганских служб» (Мактаб-аль-Хидамат — MAK), которое координировало вербовку, финансирование и транспортировку иностранных джихадистов на место боевых действий. Его главный американский офис в Бруклине позже станем прибежищем для множества исламистов, в числе которых слепой египетский шейх Омар Абдель Рахман, осужденный на пожизненное тюремное заключение за первую атаку на Всемирный торговый центр в 1993 году. Что касается МАК, после убийства Аззама в ноябре 1989 года он влился в «аль-Каиду» под руководством Бен Ладена.

Финансирование ЦРУ десятилетнего афганского джихада обошлось США в 4 миллиарда долларов, к которым необходимо добавить такую же сумму в саудовских нефтедолларах. В то время это казалось не слишком высокой ценой за крах СССР. Но в исторической ретроспективе итоговая цена этого пакта с дьяволом, расплатой за который стала вторая атака на Всемирный торговый центр и Пентагон 11 сентября 2001 года, не поддается измерению.

Основными участниками военных операций были афганцы, названные «моджахедами» – активное причастие прошедшего времени, образованное от арабского термина, означающего «воины джихада». Мы с коллегами создали неологизм «джихадисты», добавив греко-латинский суффикс к арабскому корню. Сделано это было для того, чтобы провести разграничение между местными партизанами в количестве около 40 тысяч человек и иностранцами, влившимися в их ряды. Они прибывали из Северной Африки и прежде всего Алжира, Ливии, Египта, с Аравийского полуострова, из Пакистана и даже из таких отдаленных уголков планеты, как Малайзия и южные Филиппины. Среди них были и мусульмане, эмигрировавшие в свое время в США, и первые ласточки из пригородов европейских мегаполисов. Их обучало и оснащало ЦРУ, но в собственно боевых действиях они участвовали мало. Эти джихадисты по возвращении домой в ходе следующего десятилетия применят полученные навыки для ведения джихада, особенно в Алжире и Египте, или вступят в ячейки «аль-Каиды». Алжир и Египет охватили особенно сильные волнения, спровоцированные исламистами, – Садат был убит 6 октября 1981 года, – и власти в надежде избавиться от смутьянов ускоряли отъезд местных активистов, которых не могли держать в тюрьмах. (Так было с египетским врачом Айманом аз-Завахири, правой рукой, а впоследствии и преемником Бен Ладена: по выходе из каирской тюрьмы он уехал в Пешавар через Саудовскую Аравию.) Спустя несколько лет эта недальновидная стратегия обернулась против ее инициаторов, когда джихадисты, обуянные жаждой действий, вернулись на родину. Но в 1980-е годы она позволяла тешить себя иллюзиями, что воинствующий исламизм под эгидой Саудовской Аравии может быть направлен против СССР, а возможный выход за эти рамки всерьез не воспринимался.

Такого мировоззрения придерживался, в частности, советник Джимми Картера по национальной безопасности Збигнев Бжезинский, главный архитектор политики американской поддержки афганского джихада. Он отстаивал свой подход в интервью французскому еженедельнику «Le Nouvel Observateur», которое дал 15 января 1998 года:

Вы сегодня ни о чем не сожалеете?

Сожалеть о чем? Та секретная операция была блестящей идеей. Она дала заманить русских в афганский капкан, и вы хотите, чтобы я сожалел? Когда Советы официально пересекли границу, я написал президенту Картеру по существу: «Теперь у нас появилась возможность обеспечить СССР его собственную Вьетнамскую войну». Фактически Москва должна была вести на протяжении почти десяти лет невыносимую для нее войну, конфликт, повлекший деморализацию и в конце концов распад Советской империи.

Не сожалеете ли Вы о том, что содействовали исламскому фундаментализму, вооружали и консультировали будущих террористов?

Что более важно для мировой истории? «Талибан» или падение Советской империи? Несколько возбужденных исламистов или освобождение Центральной Европы и конец холодной войны?

«Несколько возбужденных исламистов»? Но было неоднократно сказано: исламский фундаментализм сегодня представляет мировую угрозу…

Вздор! Было бы нужно, как говорят, чтобы Запад имел общую политику по отношению к исламизму. Это глупо: нет глобального исламизма.

Освобождение Польши от русского гнета в глазах сына варшавского шляхтича по вполне понятным причинам имело приоритет над всеми остальными вопросами. Но неспособность Бжезинского даже в 1998 году осознать существование «глобального исламизма» проливает свет на уровень адекватности восприятия ситуации в мире американским руководством. В 80-е годы ХХ века они не понимали ни значения суннитской политики исламизации, как ее видела Саудовская Аравия, ни форм, в которые эта политика выливалась. И еще меньшее представление США имели о реакции Ирана на их стратегию, поскольку в интеллектуальном отношении оставались узниками наследия холодной войны.