Шрифт:
– И уж добро бы я действительно пил, – говорил мне добродушный Константин Григорьевич, – тогда, по крайней мере, не было бы уже так больно и обидно! А то ведь нет: пил, как и все перед обедом, перед ужином, в гостях, где придется, – и пьяным меня никто не видел…
После первого нашего свидания Константин Григорьевич зашел ко мне, и мы потом стали видеться часто. Разговоры наши большею частью, конечно, вращались около его покойного брата, Виссариона Григорьевича. Вот что я узнал в то время и записал в свою памятную книжку.
Отец Белинских был, как известно, полковой врач, стоявший с полком в Свеаборге, где и родился тогда его старший сын Виссарион. Родиной его было село Белынь Чембарского же уезда, где отец Григория Никифоровича Белинского был диаконом. От этого и самая фамилия врача была вначале не Белинский, а Белынский, по имени села, а потом уже как-то в полковой канцелярии, в формулярном списке, его стали писать Белинским. Отца их все-таки тянуло на родину в Чембар, – и как только открылась в этом городе вакансия уездного и городового врача, то Белинский-отец тотчас же и перепросился на службу в свой родной город, куда вскоре и переехал со всею семьею, состоявшею тогда из жены и сына. Мальчик поступил вскорости в местное уездное трехклассное училище, в котором и окончил курс; он оказался замечательно способным учеником и получил при окончании курса награду – книгу Евангелие в изящном переплете. (Книга была подписана, между прочим, И. И. Лажечниковым, известным романистом, бывшим в то время директором училищ Пензенской губернии). Затем отец отвез старшего сына в Пензу и определил его в губернскую гимназию, прямо во 2-й класс, в августе 1825 года. Там он, однако, не окончил курса [22] ; но затем, попав в Москву, Белинский благодаря своим блестящим способностям поступил в Московский университет казеннокоштным студентом, так как в те времена при этом университете (в старом здании, в одном из флигелей, выходящих на Большую Никитскую улицу) было устроено общежитие или конвикт – для бедных, собственно, студентов. Через два года по поступлении в университет студента Виссариона Белинского постигла, как известно, неудача: он был исключен из университета «по неспособности», как было официально ему объявлено и как значилось потом и в журнале совета и в аттестации, выданной ему из университета: «способностей слабых и нерадив…» Самую главную и решающую роль в этом прискорбном событии играл, по словам брата, профессор истории, известный М. П. Погодин, почему-то особенно невзлюбивший В. Белинского. «Неспособность» исключаемого студента была припутана тут ни к селу, ни к городу, как говорится; главным же – юридическим – поводом к исключению послужило его болезненное состояние.
22
О гимназических годах Белинского имеются в печати сведения, сообщенные бывшим директором Пензенской гимназии И. И. Лажечниковым и учителем М. М. П-овым. Брат же его, Константин Григорьевич, знал и помнил очень немногое: по его словам, Виссарион Григорьевич был по некоторым предметам лучшим учеником в классе, а по нелюбимым предметам – худшим. По словам брата же Виссарион Григорьевич издавал в старших классах какой-то литературный рукописный журнал. Здесь, кстати, я считаю необходимым исправить явную неточность, появившуюся на днях в одной из больших петербургских газет – будто Белинский вышел из третьего класса гимназии… Автор этого сообщения (г-н Быстренин из Пензы) упустил, конечно, из виду тот факт, что Белинский в следующем же году выдержал блестящим образом вступительный экзамен в Московский университет, – что, понятно, было бы немыслимо, если бы он не ушел в гимназии далее 3-го класса. Да наконец, в записках того же учителя естественной истории М. М. П-ова встречаются, например, следующие фразы: «Домашние беседы наши продолжались и после того, как Белинский поступил в высшие классы гимназии»… Или в другом месте: «Он (Белинский) учился у меня естественной истории только в двух высших классах». Следовательно, если тогдашняя пензенская гимназия была всего четырехклассная, то и тогда надо заключить, что Белинский был в ее обоих высших классах.
Дальнейшая затем судьба этого даровитейшего писателя всем известна: это был тяжкий, непокладный, чисто каторжный труд журналиста-критика – сначала в Москве, в «Телескопе» Надеждина, а затем в Петербурге, в «Отечественных записках» Краевского и позднее в «Современнике». Один раз только – и то недолго – отдохнул покойный писатель от своей каторжной жизни – это во время поездки за границу, откуда он имел неосторожность написать свое известное порицающее «Письмо к Гоголю», благодаря которому, собственно, и были нарушены самые последние часы его жизни – как это изображено на известной картине художника Наумова [23] .
23
Речь идет о картине русского жанрового живописца А. А. Наумова «Белинский перед смертью», изображающей Н. А. Некрасова и И. И. Панаева у постели больного Белинского. На заднем плане картины изображена фигура жандарма, разговаривающего с прислугой. В. Г. Белинский умер незадолго до того, как «Письмо к Гоголю» попало в руки Третьего отделения: до этого оно распространялось в списках, причем за одно только прочтение этого произведения Достоевский был приговорен к смертной казни.
III
Различная судьба братьев Белинских. – Их переписка. – Время студенчества старшего брата. – Его приезды в Чембар. – Белинский в роли святочного странника. – Захват писем Белинского князем Енгалычевым. – Клич М. И. Семевского. – Марья Васильевна Белинская. – Маска покойного Белинского. – Отсылка его сочинений брату. – Хлопоты о пособии
Какая различная судьба выпала на долю этих двух братьев Белинских! Один так и не пошел далее уездного училища и остался несчастным титулярным советником, отставным чиновником, уволенным от службы по распоряжению губернатора-взяточника с грошовою пенсией и умершим в том же самом Чембаре в бедности и неизвестности. Другой брат попал в старейший и лучший университет России, стал знаменитым журналистом и критиком, которого читала вся грамотная Россия, сочинения которого, изданные в свет, имели потом громадный и вполне заслуженный успех, и которому, наконец, по истечении 50 лет со дня смерти предполагается к постановке памятник для увековечения его славного имени в потомстве!..
Но уже и тогда, 50 с лишком лет назад, когда еще были живы оба брата, нежно в детстве любившие друг друга, эта значительная разница в их жизненных путях сильно смущала одного из них, именно младшего брата, Константина, который, по его словам, не раз принимался горько сетовать на замечаемое им охлаждение к себе и своей семье со стороны старшего брата, писателя, приписывая это охлаждение влиянию жены брата, Марьи Васильевны; и, вероятно, эти сетование и вызвали, наконец, то письмо Виссариона Григорьевича к брату, в котором встречаются, например, следующие строки:
«Напрасно ты думаешь, что я сердит на тебя: ей-богу, и не думал сердиться. Причина моего молчание – беспрерывные хлопоты, заботы, труды, беспокойства и пр. Судьба занесла меня в Питер – что делать! Мой удел носиться туда и сюда по волнам жизни и не знать никогда пристани, у которой ты так счастливо приукрылся и пригрелся. Всякому свой путь в жизни – и надо идти, а не жаловаться. Что со мною было и как – этого не перескажешь и во ста письмах; да, по разности наших дорог в жизни, это и не совсем было бы для тебя понятно. Бог даст, увидимся – потолкуем; а пока позволь мне тебя уверить, что я искренно к тебе расположен, от всего сердца желаю тебе всякого счастья – и всегда с радостью с тобою увижусь, если Бог приведет. Что за дело, что я редко пишу! Будто любовь в переписке, а не в душе? Итак обнимаю и целую тебя по-братски… Если будет у тебя еще сын или дочь – бери меня в кумовья; я уж пришлю славный гостинец»… И так далее. Письмо это писано Белинским брату во время самого блестящего периода его литературной деятельности и помечено 9 апреля 1840 года. Тут же, в конце письма, выставлен и адрес – в следующей приписке: «Если будешь писать ко мне, то пиши так: в Петербург, Виссариону Григорьевичу Белинскому, в контору редакции «Отечественных записок» [24] .
24
Подлинник этого письма находится в коллекции известного собирателя автографов и писем замечательных людей П. Я. Дашкова, переданный ему мною в 1883 году.
При всяком удобном случае, как видят читатели, старший брат выказывал свою нежность и внимание к младшему. По рассказам Константина Григорьевича, писатель, живя в Москве, всегда разыскивал «земляков», чембарских торговцев, приезжавших в столицу по своим делам, и, пользуясь «оказией», постоянно высылал брату какие-нибудь гостинцы. Между прочим, однажды в 1832 году он прислал ему с неким Сукалкиным довольно толстую тетрадку стихов различных авторов, которые ему, по-видимому, более нравились и произведения которых он вписывал в эту тетрадку. Там встречаются стихотворения Пушкина, Веневитинова, Полежаева, Языкова, Одоевского, Тепловой и многих других. Между прочим, там имелись стихотворения и чисто патриотические, вроде, например, известных «Стансов» Пушкина «В надежде славы и добра…» Тетрадь эту Константин Григорьевич подарил мне вместе с несколькими письмами своего покойного брата, – и я впоследствии отрывал от этой тетрадки маленькие куски и дарил их тем моим знакомым, которые желали иметь у себя автограф знаменитого критика. В 1883 году тетрадь эта поступила в собрание автографов П. Я. Дашкова.
Виссарион Григорьевич Белинский за время свой жизни в Москве – сначала студентом, а затем журналистом, – два раза приезжал в Чембар к брату и замужней сестре и проводил у них по нескольку недель. Так, однажды по рассказу его брата и семейства Шумских он, будучи студентом, провел в Чембаре Святки и не особенно, кажется, скучал за это время. Так как он и ранее, будучи еще в пензенской гимназии, очень любил «наряжаться» на Святки и при этом импровизировать согласно принятой им на себя роли, – то и на этот раз, соединившись в компанию с учителями местного училища и с некоторыми друзьями своего детства, он «нарядился» странником и в таком виде посетил многих своих давних знакомых, из коих его никто не признал; между прочим, он посетил в тот вечер и дом Шумских. При этом все удивлялись интересному рассказу странника-старца о жизни в Москве и о том, как он ехал сюда в Чембар с обозом товара, купленного в Москве для своей лавки одним местным купцом. Только на другой день узнали, что странником был одет доктора сын – студент Белинский…