«И зачем он заставил сделать ее аборт? – недоумевала Юлька. – Наверное, какие-то у них проблемы», – решила она.

Тут мужчина как будто почувствовал ее взгляд, повернул в ее сторону голову и окинул взглядом сарай. И от его взгляда Юльке захотелось спрятаться далеко-далеко, куда-нибудь под землю, и она отодвинулась вглубь сеновала, сделала в нем углубление и зарылась, затаившись. Она слышала, как в сарай кто-то зашел, прошелся внизу, а потом по лестнице, забрался на сеновал. И даже сквозь сено почувствовала свет, видно, от фонаря. Девушка затаила дыхание и молила Бога, чтобы тот, кто сейчас стоял на сеновале, не увидел ее. Какое-то мгновение стояла жгучая тишина. Сердце Юльки билось так, что, казалось, слышит его и тот, кто стоит, прислушиваясь. Но свет переместился и потом послышался легкий шорох – это мужчина спустился с сеновала, затем обостренный Юлькин слух уловил его шаги во дворе. Но девушка не шевелилась, продолжала лежать, зарытая в сене. Потом во дворе послышались голоса и в сарай вновь вошли.

– Я тут оставлю, а утром похороню в садочке, – послышался голос тети Моти. – А это ваша жена? – Вдруг неосторожно спросила она.

– Вот это ты спросила зря, а мне говорили, что ты не любопытная. Но выходит, что это не так, – с угрозой в голосе проговорил мужчина.

– Нет, нет, мне это не нужно, просто вырвалось, ей было трудно рожать, но она не захотела, чтобы вы были рядом, вот я и спросила. Но мне ни к чему знать больше, чем я знаю и это я забываю сразу, как только со мной расплатятся.

– Хорошо, пойдем в дом, я расплачусь, – хрипло проговорил мужчина, и Юльку от его слов, бросило в дрожь.

Она боялась пошевелиться, и выдать себя, а в носу, от сена или с испугу щекотало и хотелось чихнуть. Юлька терла переносицу, щипала себя до слез, чтобы отвлечься. Слышно было как, наконец, мужчина и тетя Мотя вышли из сарая и зашли в дом. Юлька сидела в сене, предчувствуя беду.

– И что я сюда сунулась? Господи, помоги мне! И вдруг в сарае раздался негромкий плач ребенка. Юлька от неожиданности чуть не свалилась с сеновала.

– О, Боже, он живой! Как же так, бросили живого ребенка? О, злыдни! Хотят похоронить живого человека! Господи, отведи от меня и от малыша беду, и я клянусь тебе, Господи, что не оставлю его, заберу с собой, и позабочусь о нем. Помоги мне, пусть сюда больше никто не войдет.

Девушка так волновалась, что не слышала, когда мужчина вышел из дома. Раздалось негромкое урчание машины, это отходила Волга. Юлька пулей слетела с сеновала, и остановилась возле дверей сарая, прислушиваясь. В сарае было темно, и ребенок уже не плакал. Она открыла дверь нараспашку, стало чуть светлее, но где ребенок не было видно. Девушка осторожно стала двигаться по сараю, боялась наступить на ребенка.

– Где же ты, малыш, отзовись, – нервно шептала она. – Заплачь, я не могу тебя найти.

И ребенок отозвался на ее голос, тихим и горьким плачем. Юлька тут же бросилась на звук, опустилась на колени и руками стала искать малыша. Нащупала какой-то ящик, а в нем живой теплый комочек, завернутый в какие-то тряпки. Девушка осторожно вытащила малютку и положила его в подол своего платья. Прижимая к себе драгоценную находку, она, оглядываясь, вышла из сарая, а потом огородами добежала до своего двора. Дома, трясущимися руками, уложила ребенка на свою кровать.

– Господи, а что же дальше? Что же мне с ним делать? Надо глянуть, что там с ним.

Юлька развернула ребенка, это была девочка. Пупочек у нее был перевязан.

– Ох, тетя Мотя, все сделала, как положено, чтобы не она была виновата в гибели малыша, может, потом хотела подбросить кому-нибудь, – вдруг мелькнула мысль. – Нет, навряд ли, тогда она бы его не оставляла в сарае. Нужно нагреть воды и обтереть ребенка, и пупочек примазать зеленкой.

Юлька взяла зеленку и ватку и прижгла пупочек. Потом прикрыла малыша одеялом.

– Так, пока вода греется нужно поискать, что порвать на пеленки, а купать сама не смогу, необходимо позвать бабулечку. Эх, была бы жива мама, она бы всему меня научила. А так я даже не знаю, как купать, пеленать детей, да и не нужно мне еще это в восемнадцать лет. Вернее, думала, что еще рано, не понадобится такая наука. Не соображаю, что нужно малышу, почему она так плачет. Наверно хочет есть, но чем ее кормить?! О, Господи! Мало взять ребенка, его надо еще накормить, скупать и как-то успокоить! – в отчаянье говорила Юлька, а сама приготавливала для малышки пеленки, простынь разорвала надвое, это на простынку.

Девушка налила в тазик теплой воды, добавила туда чуть марганца и обтерла малышку. Юлька боялась поднимать ее без пеленок далеко от кровати. Малютка была такая скользкая и худенькая, что страшно было брать ее на руки. Юлька неумело запеленала ребенка, а потом налила тепленького чая без заварки, добавила в него сахара, попробовала сладкий чаек.

– Пока напою чаем. – Решила девушка.

И с ложечки стала поить ребенка, но она совсем не умела пить, а Юлька не умела поить и старалась по капельке вливать в рот. Девочка чмокала языком и крохотными губками, а вода выливалась обратно. Порядком измучившись сама и измучив ребенка, Юлька сунула малышке свою девичью грудь, чтобы хоть как-то успокоить ребенка. И девочка сразу замолчала, зачмокала, засосала грудь без молока, вместо соски. Это было так необычно для Юльки, щекотно и даже приятно. Она смотрела на уснувшую под грудью малышку, трогала ее крохотный носик, бровки, гладила ее щечки. И вдруг неожиданно отметила, что малышка красивая, и ей, Юльке, она очень нравится. И у девушки защемило сердце от жалости, от желания защитить ее от всех бед и невзгод, что ожидают в этом беспощадно-жестоком мире. Она положила девочку на подушку и прикрыла одеялом.