Вот только Корней не собирался. Ни догадываться, ни прозревать, ни извиняться. И со сложными подростками, которым что-то взбрело в голову, тоже дела иметь не хотел.

Продолжая заниматься своим делом, краем глаза уловил, что девочка проходит по коридору до своей двери… Видит (тут без сомнений), что он сидит в гостиной… Кладет пальцы на ручку, жмет вниз… Потом же немного поворачивает голову, не смотрит, как, впрочем, и он на нее, выпаливает:

— Добрый вечер. Спокойной ночи, — и стремится побыстрее спрятаться в своем «логове», считая дневную повинность по части формальностей исполненной.

И все дни до этого Корней позволял ей сделать именно так, но сегодня решил немного усложнить ей жизнь. И себе тоже.

— Добрый. Подожди пару минут.

Сказал, захлопнул крышку ноутбука, прошелся взглядом по девичьей спине, остановился на профиле и устремленном в сторону взгляде. Видел, что услышала. Видел, что напряглась. Видел, что даже нахмурилась немного… Наверняка в кудрявой голове крутилась мысль все же слинять. Вот только смелости не хватило. Во всяком случае, пока.

Без энтузиазма и, очевидно, без улыбки, Аня отпустила ручку, развернулась лицом к дивану и сидевшему на нем мужчине. Скользнула взглядом по полу коридора, будто оценивая вероятный путь… Но не проследовала за взглядом ногами. Так и осталась у двери в свою спальню.

— Я слушаю вас…

Произнесла, глядя вроде бы на Корнея, но он не сомневался — на самом деле глаза стеклянные. И это бесило. Должно быть ровно, а его бесило.

Высоцкому никогда не было дела до женских обид. Даже до обид любовниц, не говоря уж о просто мимо проходящих дамах. Вникать не собирался. В себе не сомневался. Вырабатывать у кого-то привычку садиться к себе на шею и манипулировать в дальнейшем теми самыми обидами не планировал. Никогда не испытывал настоящего желания разобраться в их причинах и поработать над последствиями. Но с Ланцовой… Почему-то было не так.

Он и сам не сразу заметил изменения. Просто как-то утром они пересеклись на кухне. Корней уже пил кофе, а Аня только вышла из спальни, зарядила кофемашину, стояла к нему спиной, максимально отдаваясь процессу… То есть просто глядя на постепенно наполняющуюся чашку. Когда аппарат выключился — взяла ее в руки и не села за противоположный угол стола, как делала довольно часто в последнее время (достаточно деликатно, надо сказать, ведь ее присутствие не вызывало раздражения), а скрылась в спальне. Корней провожал ее взглядом до двери, толком не понимая, что царапнуло…

Потом — все так же не понимая, почему — еще несколько раз возвращался мыслями к этому моменту, пытаясь разобраться, а понял уже вечером, возвращаясь домой из ССК.

Утром не было ее привычного смущенного «доброе утро, извините, я быстро». И «спасибо» тоже не было. Ничего. Тишина. Первой мыслью было — замоталась. В конце концов, с кем не бывает? Да и не ему жаловаться на упущенные кем-то формальности… Но для девчонки это было нетипично. И это надо было проверить. Зачем-то.

Он проверил тем же вечером. Когда Аня пришла в двадцать один пятьдесят восемь. Сделала вид, что боковое зрение отказало, прошла мимо кухни, снова не здороваясь. Закрылась в спальне, не вышла ни разу за вечер. Прямо как на первой неделе, только теперь вряд ли от страха…

После этого Корней подмечал изменения уже на автомате, а еще напряг память, чтобы определить, когда это началось. Оказалось, после «переезда» старшей Ланцовой в санаторий. С чего вдруг — для него оставалось загадкой. Причем его раздражали оба факта — и наличия изменений, и собственное к ним более чем пристальное внимание.

И если с первым можно было безболезненно справиться — просто отмахиваясь, позволяя девочке самой перебеситься, то со вторым было куда сложнее. Оно усложняло жизнь, заставляя отвлекаться от действительно важных, как считал сам Высоцкий, дел.

И пусть по уму сейчас Ланцову стоило бы отпустить в комнату, а самому продолжить заниматься работой, ведь требования соблюдены — на часах десять, она дома цела и невредима, лезть к ней оснований вроде как нет… Но сегодня настроение было другое. В основном из-за нее. Поэтому Корней начал допрос.

— Почему ты не сказала, что прошла собеседование? — чуть склонил голову, внимательно изучая лицо младшей Ланцовой. Всегда красивое, а сейчас максимально безэмоциональное. Она будто превратилась в фарфоровую куклу, способную исключительно моргать.

— А должна была? — вот только куклы не дерзят. А эта отчего-то стала… Все так же — глядя невидящим взглядом сквозь. Произнося ровным тоном, как бы вежливо. Вроде бы не придраться… Но видно же, что это показуха. Непонятно только, с чего вдруг.

— Как минимум, могла бы.

Корней был свято уверен, что как только девочке позвонят из статистики, она тут же сообщит об этом ему. На чем основывалась такая уверенность — не анализировал. Просто… Это было бы очень в ее стиле. В конце концов, о бабушке и доме она отчитывалась стабильно, пусть сам Корней и не говорил, что в подобных отчетах нуждается. А тут… Узнал о том, что ей не просто позвонили, но уже собеседовали и официально пригласили приступать с понедельника, от начальника отдела, который встретил его в коридоре ССК и сообщил, что «его толковая девочка» действительно показалась во время разговора очень толковой…