Испуг, который Женя испытала, впервые взяв на руки беззащитного Гришку, сменился на чувство настороженности, касательно всего, что окружает растущего сына. Что он тянет в рот, где ходит, с кем и как общается, чему учится — всё имело значение. Время, когда каждое его действие вызывало у Жени умиление, давно в прошлом. Гриша приобрёл пару привычек, которые вызывали у неё недовольство, он научился спорить, хитрить, и морщился, когда в порыве материнской нежности его целовали. Меньше любить ребёнка она не стала, просто это чувство стало её частью, чем-то привычным и неотделимым.

Конечно, жизнь была не идеальна.

Иногда Женя скучала по той уверенности, с которой она шла мимо кассы, зная, что идущий следом Андрей расплатится и донесёт пакеты. По возможности в любое время прижаться к большому и тёплому мужскому телу с родным запахом. И по его терпению, с которым он выслушивал её ворчание и не всегда заслуженные придирки. Она грустила не по мужу, с которым развелась, а по тому, за которого выходила замуж, с кем ютилась в съёмной коробке, кто лучше неё напевал колыбельные сыну.

«Если постараться, повод для тоски всегда найдётся, но, даже несмотря на то, что завтра поезд, а потом и выход на работу, сегодня я счастливая женщина. А эта Сашкина тренерша не права» — сделала заключение Женя, упустив, что Маргарита говорила не только о наличии работы и детей, но и о муже.

— Бабушка Лена хотела, чтобы Тонька на улице жила, в бане ночевала и землю с огорода в дом не таскала. Но наша Тонька же не дикий зверь, ей дом нужен.

— Нужен. — согласилась тётя Оля с внуком.

— Мы устроили голосование, — продолжил рассказывать о том, как провёл свой отпуск, Гриша. — Бабушка проголосовала против, я за, а мама воздержалась, потому что была злой, и у неё болела голова.

Всю ночь в поезде Женя, не сомкнув глаз, наглаживала обеспокоенную таксу, которая во время коротких остановок, спрыгивала на пол и рыскала между сумок и пакетов, принадлежащих их попутчику, а когда состав трогался, пугалась и снова забиралась на Женины колени. В итоге с поезда Евгения сошла в разбитом состоянии и с огромным желанием оказаться в тишине и покое.

К счастью на обратном пути, Тонька была уже не такой трусливой, не требовала к себе постоянного внимания, благодаря чему Женя смогла выспаться. Утром отец Андрея встретил их на вокзале, довёз до квартиры, а через пару часов вернулся, чтобы отвезти на обед в дом Майоровых

— … Я взял ответственность на себя, как хозяин и мужчина… — хвалился Гриша перед дедом.

Из слов сына выходило так, что их отдых был куда насыщенней, чем казалось самой Жене. В его пересказе купание в бане, уборка мусора, походы в лес и даже процесс подготовки сумок, когда они упаковывали банки с соленьями и вареньями, оказались интересными приключениями.

Услышав о том, как вечером Гриша с бабушкой играли в карты, Виктор Семёнович вспомнил о своей идее научить внука играть в шашки. Заняться он этим решил немедленно, поэтому его жена предложила бывшей невестке отдохнуть и остаться у них на ужин. Но Женя решила воспользоваться этим временем иначе и, получив по телефону уверения, что её очень ждут, направилась к Михаилу.

Оказавшись у Боброва, Женя успела заметить, влажный след на линолеуме, словно его только что вымыли, и то, что футболка на Мише была надета задом наперед.

— Меня ждали. — смогла с улыбкой произнести Евгения, прежде чем хозяин квартиры напомнил ей о своём умении потрясающе целовать.

Это было ярко.

Женя не тосковала по ощущениям его рук и губ на своей коже, не видела Михаила во снах и не переживала, с кем и как он проводит свои ночи в столице. Но у них были пусть и своеобразные, но всё-таки отношения, которые нужно поддерживать.

Выбирая между тем, чтобы сидеть до вечера у Майоровых, пересказывая тете Оле события последних недель и отвечая на вопросы о том, как справляется мама, и тем, чтобы провести время с симпатичным полиционером, она предпочла компанию Михаила и не пожалела. Оказалась, через поцелуй он заразил её своим желанием.

В полном молчании они проделали путь из коридора в комнату, нетерпеливо избавляясь от своей одежды прямо на ходу. Женя не вспомнила о том, что отъелась за время отпуска, и что бельё, которое она надела в поезд, было очень удобным, но не предназначалось для чужих глаз. Мишина несдержанность воспринималась комплиментом и вызывала ответную страсть. Водоворот ощущений настолько поглотил пару, что на разложенный диван, служивший Мише постелью, они не опустились, а рухнули. Жене повезло оказаться сверху, в этом положении она не почувствовала боли от резкого падения и только звонко рассмеялась, глядя на дезориентированного Боброва.